2.2 Порядок престолонаследия в России

Об отречении Константина и о том, что был подготовлен манифест о передаче трона Николаю, достаточно подробно говорится в очерке, посвященном Александру I. Отметим здесь лишь то, что повлияло на развитие событий, в которых главным действующим лицом был уже Николай.

Оставаясь неоглашенным, манифест, как оказалось, не имел никакой юридической силы. Это подтвердилось впоследствии событиями ноября 1825 года. Дело на всякий случай было сделано, но продолжало сохраняться в тайне. Кроме императора, Константина и их матери о манифесте в стране знали только три человека: Филарет, А.Н. Голицын, переписывавший документ, и А.А. Аракчеев. Эта-то тайна и стала тем фактором, который создал в 1825 году ситуацию междуцарствия и спровоцировал восстание 14 декабря. Опубликуй Александр в 1823 году законным порядком подготовленный манифест, такой ситуации не возникло бы спустя два года.

Могло ли быть все это полностью скрыто от Николая, как он утверждал потом в своих воспоминаниях? Маловероятно. Слухи о том, что в Государственный совет, Сенат и Синод присланы запечатанные императорской печатью конверты, содержание которых сохраняется в тайне, весьма заинтриговали в октябре 1823 года петербургское общество. По свидетельству М.А. Корфа, «публика, даже высшие сановники ничего не знали: терялись в соображениях, догадках, но не могли остановиться ни на чем верном. Долго думали и говорили о загадочных конвертах; наконец весть о них, покружась в городе, была постигнута общею участию: ею перестали заниматься». Невозможно поверить, что слухи эти не достигли ушей великого князя, а уловить связь между таинственными конвертами и прямо выраженной волей Александра было, конечно, нетрудно. Однако нет сомнения в том, что документов он не видел и точный их смысл действительно оставался ему неизвестен.

Было, впрочем, еще два лица, которых Александр I счел нужным поставить в известность о документальном оформлении своего намерения сделать Николая наследником престола. Первым был брат Александры Федоровны, прусский принц Фридрих-Вильгельм-Людвиг (будущий германский император Вильгельм I), приезжавший в 1823 году в Россию. Он писал впоследствии: «Один я, по особому доверию ко мне императора Александра, знал об отречении великого князя Константина в пользу Николая. Сообщение это было сделано мне в Гатчине в половине октября 1823 года». Вернувшись в Берлин, принц «доложил об этом королю, к его, короля, величайшему изумлению. Кроме него, никто об этом не слышал от меня ни единого слова». Вторым был принц Оранский (впоследствии нидерландский король Вильгельм II), посетивший Петербург весной 1825 года. М.А. Корф писал: «Государь поверил и ему свое желание сойти с престола. Принц ужаснулся. В порыве пламенного сердца он старался доказать, сперва на словах, потом даже письменно, как пагубно было бы для России осуществление такого намерения. Александр выслушал милостиво все возражения и - остался непреклонен». Интересно, что, по словам Корфа, принц был связан «особенною дружбою с великим князем Николаем Павловичем». Несмотря на всю конфиденциальность, новость эта появилась даже в печатном издании - в прусском придворном календаре на 1825 г. Николай Павлович был показан наследником российского престола.

Попробуем теперь представить себе психологическое состояние Николая Павловича в течение последовавших двух лет. Ему уже известно, что вследствие отказа брата Константина царствовать он, Николай, должен в будущем занять российский престол - то ли в результате отречения Александра (о котором вопрос более никогда не поднимался), то ли после кончины старшего брата, еще, скорее всего, весьма отдаленной (заметим также, что в 1825 г. императору было 46 лет и ничто не предвещало краткости оставшихся ему лет жизни). Однако все это продолжает оставаться семейной тайной, и в глазах общества наследником престола, цесаревичем со всеми полагающимися регалиями является Константин. А Николай - по-прежнему всего лишь один из двух младших великих князей, командир бригады. И это поле деятельности, так радовавшее его сперва, уже не может соответствовать его естественным в такой ситуации амбициям. Об этом свидетельствует, в частности, запись в дневнике А.С. Меншикова от 15 ноября 1823 г., передающая рассказ А.Ф. Орлова. Когда Орлов сказал Николаю, своему близкому другу, что «ему хотелось бы отделаться от командования бригадой, Николай Павлович покраснел и воскликнул: „Ты - Алексей Федорович Орлов а я - Николай Павлович, между нами есть разница, и ежели тебе тошна бригада, каково же мне командовать бригадою, имея под своим начальством инженерный корпус с правом утверждать уголовные приговоры до полковника!“ Но дело, конечно, было не только в острой реакции на свое положение вообще и скрытой от всех его двусмысленности .

Декабрист А.М. Булатов в письме из крепости к великому князю Михаилу Павловичу так объяснял непопулярность его брата Николая в обществе: «На стороне ныне царствующего императора была весьма малая часть. Причины нелюбви к государю находили разные: говорили, что он зол, мстителен, скуп; военные недовольны частыми учениями и неприятностями по службе; более же всего боялись, что граф Алексей Андреевич (Аракчеев) останется в своей силе». Очень близок к этому отзыв другого декабриста, Г.С. Батенькова. Он показывал на следствии: «Против особы нынешнего государя я имел предубеждение по отзывам молодых офицеров, кои считали Его Величество весьма пристрастным к фрунту, строгим за все мелочи и нрава мстительного» .

Подобная репутация потенциального императора оказала решающее влияние на события, развернувшиеся после смерти Александра I, и на поведение самого Николая. Как рассказывал в своих мемуарах тот же Штейнгейль, «если прямо не присягнули Николаю Павловичу, то причиною тому Милорадович, который предупредил великого князя, что не отвечает за спокойствие столицы по той ненависти, какую к нему питает гвардия». Перейдем, однако, к самим этим событиям.

Порядок престолонаследия на Руси был достаточно прост, он основывался на обычае, ведущем свое начало от основания Московского великого княжества, когда престолонаследие осуществлялось по родовому признаку, т.е. престол почти всегда переходил от отца к сыну.

Лишь несколько раз в России престол переходил по выбору: в 1598 году Земским собором был избран Борис Годунов; в 1606 году боярами и народом был избран Василий Шуйский; в 1610 году _ польский королевич Владислав; в 1613 году Земским собором был избран Михаил Федорович Романов.

Порядок престолонаследия был изменен императором Петром I. Опасаясь за судьбу своих реформ, Петр I решил изменить порядок престолонаследия по первородству.

5 февраля 1722 года им был издан «Устав о наследовании престола», в соответствии с которым прежний порядок наследования престола прямым потомком по мужской линии был отменен. По новому правилу наследование Российского Императорского Престола стало возможным по завещанию государя. Стать преемником по новым правилам мог любой человек, достойный, по мнению государя, возглавить государство.

Однако сам Петр Великий завещания не оставил. В результате с 1725 по 1761 год произошло три дворцовых переворота: в 1725 году (к власти пришла вдова Петра I _ Екатерина I), в 1741 году (приход к власти дочери Петра I _ Елизаветы Петровны) и в 1761 году (свержение Петра III и передача трона Екатерине II).

Чтобы в дальнейшем не допустить государственных переворотов и всяческих интриг, император Павел I решил заменить прежнюю, введенную Петром Великим, систему на новую, которая четко устанавливала порядок наследования Российского Императорского Престола .

5 апреля 1797 года при коронации императора Павла I в Успенском соборе московского Кремля был обнародован «Акт о престолонаследии», который с малыми изменениями просуществовал до 1917 года. В Акте определялось преимущественное право на наследование престола за мужскими членами императорской фамилии. Женщины не были устранены от престолонаследия, но преимущество закрепляется за мужчинами по порядку первородства. Устанавливался порядок престолонаследия: в первую очередь наследие престола принадлежало старшему сыну царствующего императора, а после него всему его мужскому поколению. По пресечении сего мужского поколения, наследство переходило в род второго сына императора и в его мужское поколение, по пресечении же второго мужского поколения, наследство переходило в род третьего сына и так далее. При пресечении последнего мужского поколения сыновей императора, наследство оставлялось в том же роде, но в женском поколении.

Такой порядок престолонаследия абсолютно исключал борьбу за престол.

Император Павел установил совершеннолетие для государей и наследников по достижении 16 лет, а для прочих членов императорской фамилии _ 20 лет. На случай восшествия на престол несовершеннолетнего государя было предусмотрено назначение правителя и опекуна.

В «Акте о престолонаследии» содержалось также исключительно важное положение о невозможности восшествия на российский престол лица, не принадлежащего к Православной Церкви.

В 1820 году император Александр I дополнил нормы о престолонаследии требованием равнородности браков, как условии наследования детьми членов Российского Императорского Дома.

«Акт о престолонаследии» в отредактированном виде вместе с позднейшими актами, касающимися данной темы, включался во все издания Свода Законов Российской Империи .

Боярская Дума

Заседания в летнее время начинались с восходом солнца, когда бояре ехали в Кремль «челом ударить государю», и длились около 7 часов. Затем думные люди с государем шли в церковь к обедне, после чего они возвращались домой и с первым ударом колокола...

Боярская Дума и её роль в системе органов власти и управления

«Государевой» или «боярской думой» исследователи называют совещания московских государей с их приближенными; современники же обозначили такие совещания различными названиями, например, «царский синклит», «царского величества дума»...

Государственность и право на украинских землях в составе Российской империи

После уничтожения остатков автономии Украины в составе Российской империи общественный порядок приводится в соответствие к общественному порядку России. Официально все население Российской империи состояло из четырех сословий - дворянства...

Государственные преобразования Петра I: создание Сената и Коллегий

Наличие большого количества учреждений и органов управления подразумевает появление таких проблем, как волокита и неразбериха...

Друга Світова війна

Ще задовго до початку війни Гітлер не приховував своїх планів встановлення "нового порядку", який передбачав територіальний переділ світу, поневолення незалежних держав, винищення цілих народів, встановлення світового панування...

8. Феномен конституционной монархии и его истолкование в трудах английских мыслителей эпохи Просвещения (Г. Болингброк, Д. Толанд, А.Шефтсбери и др.) 9. Партийное развитие: формирование двухпартийной системы...

Світовий уряд. Масони в Україні

Масонство почало відроджуватися в Україні з 1990 року. Нині в країні діють масонські та псевдомасонські ложі під патронатом Великого Сходу Франції та Великої національної ложі Франції, Великої Британії, Великого Сходу Італії...

Украинское государство и право в годы освободительной войны

Впервые в ходе Освободительной войны территория независимой Украины была оформлена Зборовским договором 1649 г. В соответствии с ним территория свободной Украины состояла из трех воеводств: Киевского, Брацлавского и Черниговского...

В начальный период существования государственности на Руси проблем с престолонаследием и преемственностью княжеской власти в общем-то не существовало. Из рук умирающего Рюрика бразды правления перехватил брат его жены Олег, официально считавшийся опекуном малолетнего Игоря, княжить которому довелось только после смерти своего властолюбивого дядюшки. После бесславной гибели Игоря во главе княжества некоторое время находилась его вдова, опекун малолетнего князя Святослава, – княгиня Ольга, передавшая власть своему сыну по достижении им семнадцатилетнего возраста. Осложнения начались со Святославичей, развязавших по наущению своих советчиков братоубийственную войну, победителем из которой вышел Владимир, рожденный от рабыни – ключницы Малуши.

Эта распря, но уже в более крупных масштабах, продолжалась при его детях и завершилась катастрофически: потомство десяти из двенадцати Владимировичей пресеклось. Единственным правителем и владельцем Руси стал Ярослав – после него, кстати, на столетия прерывается существование целой и неделимой Руси. Причина этой трагедии заключалась в том, что князья, пришедшие на смену родоплеменным вождям, руководствовались древним порядком наследования родового старшинства, свойственным как восточным, так и западным славянам, что косвенно подтверждает славянское происхождение Рюрика.

Напомним, что род тогда состоял из отца, сыновей, внуков и т. д. Когда умирал отец, его место занимал старший сын, который становился «заместо отца» своим младшим братьям, а его собственные дети превращались как бы в младших братьев дядьев своих. Таким образом, у них появлялась гипотетическая возможность достигнуть физического старшинства и возглавить род. После смерти старшего брата «отцом рода» делался следующий по возрасту брат. Его сыновья, в свою очередь, как и сыновья старшего брата, переходили в разряд братьев дядьев своих и выстраивались в своеобразную очередь на старшинство в роде. Но если кто-то из братьев умирал при жизни своего отца, то дети его так и оставались в положении племянников и внуков и уже никогда не могли претендовать на старшинство при живых дядьях и живых двоюродных братьях.

Такой порядок и был положен в основу киевского престолонаследия. Сирот этих, без вины виноватых княжичей, называли изгоями, и их будущее целиком зависело от воли великого князя или съезда князей, которые выделяли им «для прокорма» особые волости. За счет этих отчин существовали все последующие поколения изгоя. Наследовать другим князьям изгой и его потомки не могли. Первым таким изгоем стал Брячислав Изяславич, внук Владимира Святого, получивший наследственное Полоцкое княжество. Потом появились и другие «изгойские волости»: Галицкая, Рязанская, Туровская, Муромская.

Бывало и так, что изгой по воле своих дядьев не получал особой волости, а следовательно, и источников существования, в связи с чем он разворачивал «подковерную», а потом и вооруженную борьбу за свои права, но с этим мы познакомимся чуть позже.

Тем временем Киевское княжество, кроме изгойских волостей, продолжало оставаться во власти князя-отца и членов его рода, не исключенных из очереди на старшинство. Правда, сперва члены рода были всего лишь подручниками князя и выполняли его поручения по управлению землями вместо прежних посадников из числа старших дружинников. Началось это родовое посадничество при Святославе, когда он, отъезжая в Болгарию, рассадил своих малолетних детей по волостям: Ярополка – в Киеве, Олега – в Древлянской земле, Владимира – в Новгороде. Эту же практику продолжали Владимир и Ярослав.

Характерно, что распределение волостей имело четкую иерархию. Владимир, к примеру, так рассадил своих детей: в Новгород был отправлен Вышеслав (сын варяжской жены), в Полоцк – Изяслав (первый сын Рогнеды), в Туров – Святополк (сын двух отцов), в Ростов – Ярослав (второй сын Рогнеды). Всеволод (третий сын Рогнеды) получил Владимир-Волынский, Святослав и Мстислав (сыновья чехини) – земли Древлянскую и Тмутараканскую, Станислав и Судислав (сыновья наложниц) соответственно – Смоленск и Псков, Борис и Глеб (сыновья царевны Анны) были отправлены на княжение в Муром и Суздаль. Как видим, старшие сыновья посажены в старшие города, младшие сыновья – в младшие. Освобождается старший город – в него из младшего города переходит следующий по возрасту княжич, уступая младшему брату свою прежнюю волость.

Одним из рекордсменов таких перемещений был наиболее последовательный приверженец лествичного порядка восхождения к власти Владимир Мономах, прошедший «обкатку» на Ростове, Смоленске, Владимире-Волынском, Чернигове, Переяславле, дважды уступавший право на великое, а потом и черниговское княжение своим старшим братьям.

Но таких справедливых и принципиальных поборников старины в истории Киевской Руси было не много. Преобладали алчные, властолюбивые, коварные. За примерами далеко ходить не нужно.

Святой равноапостольный Владимир пришел к власти на «штыках» наемников и через убийство своего старшего брата; будущий святой благоверный князь Ярослав, почувствовав слабину престарелого отца, сначала отказался платить ему дань, а потом, также через кровь старшего брата, сел в Киеве. К счастью для Руси, оба они, повоевав год-другой с братьями и сев на стол, восстанавливали былое единство Руси, да еще находили возможность присоединять к ней новые земли. Однако отношение Ярослава Мудрого к подвластным ему землям как к своим собственным поместьям и желание облагодетельствовать всех своих детей сыграли с ним (а вернее, с Киевской Русью) злую шутку. Умирая в 1054 году, он разделил княжество между своими сыновьями, что было расценено ими и их потомками как передача в наследуемую собственность частей бывшего единого княжества.

Первые десять лет весь княжеский род оставался доволен таким разделом и Изяслав Ярославич достаточно успешно выполнял роль «заместо отца». Скандал в «святом семействе» учинил сын старшего Ярославича Ростислав Владимирович, обделенный волостью и сбежавший в 1064 году в Тмутаракань (через два года он там будет отравлен); потом возжелал больше волостей и больше доходов Всеслав Полоцкий, умудрившийся даже посидеть на киевском престоле зимой 1068/69 года.

В 1073 году неразрешимые противоречия возникают среди Ярославичей. Святослав и Всеволод изгоняют из Киева своего старшего брата (опять старшего!), и великим князем становится Святослав. Но особенно кровавые события происходят в 1076 году после смерти Святослава: его братья (ранее изгнанный Изяслав и Всеволод), объединившись, обратили в изгоев пятерых сыновей Святослава, самым известным из которых был Олег, заложивший династию Ольговичей.

В эту свару вмешались также сыновья вышеупомянутого Ростислава и внук Ярослава Мудрого Давид Игоревич.

Увы, участники этих событий задействовали в усобице все допустимые и недопустимые средства: в ход были пущены и яд, и наемные убийцы, и подкуп, и предательство. Вместо прежних варягов князья призывали на Русь поляков, венгров, косогов, половцев. Попытались втянуть в эту войну и немцев, и Папу Римского под обещание подчиниться и германскому императору, и апостольскому престолу (Изяслав Ярославич). Все это лишний раз говорит, конечно, не о государственных устремлениях князей, а об их личных корыстных интересах, это не забота об участи народа (селян и горожан), а, наоборот, пренебрежение интересами народа, это бесчеловечное отношение к людям, ибо война – всегда кровь, насилие, грабеж, полон.

Во всей этой ситуации только некоторым из князей удавалось быть заботливым хозяином своей волости, радеть за общие интересы земли Русской, стремиться защитить не только собственную казну, но и «челядина» со «скотиной». К таким исключениям, счастливым для Руси, по праву относятся Владимир Мономах и его сын Мстислав. Именно Мономаху удалось на время приостановить междоусобицу своих братьев и внести в их отношения некий порядок или, как тогда говорили, ряд. И первое, что он сделал, – так это отказался в 1093 году от киевского стола, принадлежащего ему по сумме свершенных им подвигов во славу земли Русской, в пользу своего двоюродного брата Святополка II, а в следующем году, дабы не проливать крови православных людей и «не хвалиться поганым», пошел на очередную уступку – отдал Чернигов Олегу Святославичу, приведшему на Русь половецкие полки.

Тем не менее Владимир, оставаясь в тени, продолжал быть самым заслуженным и самым авторитетным князем на Руси. Это ему, еще при власти Святополка II, удалось замирить прежних изгоев Святославичей (Олега, Давида и Ярослава): в ходе их борьбы за наследство погибли в 1078 году киевский князь Изяслав Ярославич и внук Ярослава Мудрого Борис Вячеславич, а в 1096 году – и сын самого Владимира Мономаха Изяслав. Тем самым он избавил тысячи дружинников и горожан от гибели, а десятки и сотни сел и городов от сожжения. На Любечском съезде князей в 1097 году было единогласно принято решение об отчинном праве, т. е. праве сыновей наследовать то, чем владел их отец.

Таким образом, Мономах положил конец борьбе за передел Ярославова наследства между его внуками. Каждый из них сел в свою вотчину, где его суверенные права ограничивались лишь совестью да боязнью гнева Божьего, а также номинальным старшинством киевского князя, кровным родством с другими удельными князьями, существовавшими между ними договорами, скрепленными крестоцелованием, да православными епархиями, подчинявшимися киевскому митрополиту. А с другой стороны, Владимир продолжил начатое Ярославом Мудрым дробление Киевской Руси на волости и уделы.

ПРЕСТОЛОНАСЛЕДИЕ, российские Основные законы устанавливали два порядка престолонаследия, основной - для мужского пола по праву первородства и субсидиарный - для женского пола по праву заступления, т.е. для обоих порядков применялись совершенно различные принципы. Ст. 27 гласила: «Оба пола имеют право к наследию Престола; но преимущественно принадлежит сие право полу мужскому по праву первородства; за пресечением же последнего мужского поколения наследие Престола поступает к поколению женскому по праву заступления». Затем следовали две статьи, 28 и 29, устанавливавшие наследование по линиям в порядке первородства. Именно ст. 28 говорила: «Посему наследие Престола принадлежит прежде всего старшему сыну Царствующего Императора и по сем всему его мужскому поколению», а ст. 29 указывала: «По пресечении сего мужского поколения наследство переходит в род второго сына Императора и в его мужское поколение; по пресечении же второго мужского поколения наследство переходит в род третьего сына и т. д.».

Следующая же статья, 30-я, говорила уже о субсидиарном порядке престолонаследия, особенно подчеркивая его субсидиарность допущением его лишь «по пресечении последнего поколения сыновей Императора», когда Престол переходит к женскому поколению последнецарствовавшего. Ст. 30 предполагала восстановить и при переходе в женские линии опять порядок предпочтения мужского лица женскому, делая исключение лишь для того женского лица, от «которого право беспосредственно пришло».

Важно прежде всего уяснить, кого разумеет законодатель под сыновьями Императора. Разъяснение этому давала ст. 129 Основных законов, которая говорила, что «все младшие сыновья Императора или младшие Его поколения, т. е. все, кроме первородного, считаются по рождению своему яко сыновья Государевы». В силу ст. 130 «вторые и все младшие сыновья старших поколений, яко сыновья определенного для заступления Престола, считались наравне с сыновьями Государевыми с предоставленными для них правами». В противоположность сыновьям Государевым закон российский знал Государевых детей, о которых говорила ст. 128: «Старший сын Императора и все старшие, от старшего поколения происшедшие, доколе Фамилия Императорская существует, уважаются и почитаются, ввиду Императора, яко наследники Престола, и носят наименование Государевых детей».

Для уяснения этих терминов сам имп. Павел I в Учреждения от 5 апр. 1797 дал пояснения примерами для всех последующих рядов поколений Императорской крови. «Дабы все вкупе ясно изображено было, и чтобы никто под видом справедливости некоторого двойного толка изречениям всего нашего учреждения не представил, назначаем мы точный оному смысл объяснить именами, предполагая в пример наших двух сыновей, Александра и Константина, в виде размноженных их фамилий, а посему определяем, что 1) Константин, яко младший наш сын, не имея права к наследию Престола, доколе мужское поколение Александрово не пресечется, получает все определенное для Императорского сына… 2) Александр, старший наш сын, по праву наследства почитается наследником и наследное имеет содержание. Дети его, происходя от наследника Престола, быть должны в виде детей Императора, и для того старший его сын считается наследником и пользуется титулом, содержанием и всеми прочими преимуществами, для последних нами предположенными. Второй сын и все прочие его сыновья, хотя по родству нам уже внучата, но титул и содержание получают равное с назначенным для великого князя Константина. Дети второго сына сына нашего Александра на равной будут степени с детьми Константина, и все поколение его подобно и того правом пользоваться должно. Дети старшего сына сына нашего Александра разделение между собой иметь будут, согласное с разделением, назначенным для детей наших, и старший потому будет наследником, а младшие получают равную степень в титулах и пенсиях с определенными для второго сына нашего, и так далее во все последующие ряды поколений Императорской крови. Из всего сказанного и заключается, что все старшие, от старшего поколения происшедшие, доколе Фамилия Наша существует, почитаемы быть должны, касательно до преимуществ и содержания, как наследники. Все младшие сих старших поколений, яко сыновья определенного для заступления Престола, считаться будут сыновьями Императора с предположенными для них правами».

Под это определение сыновей Императора подходили все лица мужского пола от Царствующих Императоров, т. е. все агнаты Дома. Их порядок преемства и регулировался как основной в первую очередь в вышеуказанных ст. 28 и 29. Устанавливалось наследование по линиям с предпочтением линии старшего сына, исключающей линии младших сыновей; дети и потомки старшего сына исключали еще живущего второго сына. В немецкой терминологии линия старшего сына именовалась главной линией, а другие - побочными. В линию отца, занимающего трон, включались все линии его сыновей. Наконец, главная линия в немецкой терминологии не есть непременно старшая, ибо в случае занятия Престола младшей линией, если в старшей линии нет соответствующих требованиям закона наследников, эта младшая линия становится главной, по отношению к которой все другие являются побочными. Главной линией, т. о., является линия царствующая, а все другие - нецарствующими линиями Царствующего Дома, хотя бы они были старшими.

Прежде чем перейти к принципу первородства и рассмотрению вложенных в него идей, надо указать на то, что весь этот агнатский порядок престолонаследия являлся именно основным, по отношению к которому наследование женщин и когнатов являлось порядком субсидиарным, не только у нас, но и вообще в немецком праве, откуда до мельчайших подробностей заимствованы были все основные принципы российского престолонаследия.

Принцип первородства, являясь объективным принципом, призванным регулировать порядок престолонаследия, вовсе не был таковым без предъявления всяких дальнейших требований к лицу, могущему наследовать Престол. Принадлежность к Царствующей Фамилии была лишь первым и основным условием для права на Престол; также и первородство не являлось абсолютным принципом, а лишь указателем пути, по которому надо искать престолонаследника, отвечающего требованиям закона: первый, в порядке первородства отвечающий этим требованиям, и призывался к престолонаследию.

В большей части немецких государств наследование женщин и вообще когнатов или вовсе исключено, как в Пруссии, Ольденбурге, Кобург-Гота, Ангальте, Веймаре, в обоих Рейссах, в обоих Мекленбургах, или же допущено субсидиарно, именно: в Австрии, Баварии, Вюртемберге, Брауншвейге, Гессене, Саксонии, Мейнингене, Шаумберге-Липпе, Рудольфштадте, Зандергаузене и Вальдене (в Бадене при этом допускаются к престолонаследию только мужские потомки принцесс, но не они сами). Предположение против наследования когнатов всегда подразумевалось и в немецком государственном праве, и в семейных статутах, и это вполне понятно, ибо в основе системы наследования лежало ленное право; лены же в принципе наследовались только мужчинами, и наследственное право женщин вводилось как особое исключение в силу особой императорской привилегии.

В силу такого положения при отсутствии особых законодательных определений считалось возможным умалять наследственные права когнатов, установленные нормами семейных статутов, без их согласия, чего не допускалось в отношении агнатов.

В женских линиях порядок престолонаследия следовал не праву первородства, а праву заступления, обратному праву первородства.

При установлении в России этого субсидиарного порядка наследования законодателю пришлось установить особые предписания на тот случай, когда Престол дойдет до такого лица, которое и царствует на другом Престоле и исповедует иную веру.

Согласно ст. 188 Основных законов, «Лицо Императорской Фамилии, вступившее в брачный союз с лицом, не имеющим соответственного достоинства, т.е. не принадлежащим ни к какому царствующему или владетельному Дому, не могло сообщить ему прав, принадлежащих Членам Императорской Фамилии». Дети следовали состоянию родителя, принадлежавшего к худшему состоянию. Достаточно взглянуть на браки московских царей, чтобы увидеть, что московской эпохе этот принцип был вовсе неизвестен. Если Иван III был женат на Марии Тверской и во второй раз - на Софии Палеолог Греческой, т. е. на представительницах владетельных или царствовавших Домов, то в браках последующих Царей встречаем мы по преимуществу браки на подданных: Василий III первой женой имел Соломонию Сабурову, второй - Елену Глинскую, Иван IV - Анастасию Романову, Федор Иванович - Годунову Ирину, Михаил Феодорович - Долгорукову Марию и Евдокию Стрешневу; Алексей Михайлович - Марию Милославскую и Наталию Нарышкину; Петр I - Евдокию Лопухину и Екатерину I Алексеевну.

Роды, к которым принадлежали эти лица, большей частью вовсе не занимали суверенного в государственном смысле положения или утратили его давным-давно к моменту их бракосочетания поступлением на московскую службу, не говоря уже о том, что среди них встречались и лица низшего социального положения, как Екатерина, жена Петра I. Перемена наступает с воцарением в лице Петра III Гольштейн-Готторпского Дома. С ним начинаются браки на немецких принцессах из царствующих в немецких государствах Домов. Так, Петр III был женат на принцессе Ангальт-Цербстской, Павел I в первый раз - на принцессе Гессен-Дармштадтской, во второй раз - на принцессе Вюртембергской, Александр I - на принцессе Баденской, вел. кн. Константин Павлович в первый раз - на принцессе Саксен-Зальфельд-Кобургской, Николай I - на принцессе Прусской, вел. кн. Михаил Павлович - на принцессе Вюртембергской.

Перед тем как вел. кн. Константин Павлович женился во второй раз 12 мая 1820 на польской графине Иоанне Грудзинской, последовал манифест Александра I от 1 марта 1820, по которому лица Императорской Фамилии, вступая в неравнородный брак, не могли сообщать преимуществ, принадлежащих членам Императорской Фамилии, другому лицу, и дети от такого брака не имели права наследовать Престол. Понятие неравнородства было принесено из немецкого права, где оно составляло сложные таблицы расчетов, сложностью своей напоминающие наше старое наследственное преемство служебных отношений в московскую эпоху, известное под названием местничества, хотя оно было нечто от него совершенно отличное. Статут каждого высокодворянского Дома определял, какой брак признается для его членов равнородным; право это могло быть писаным или составлять домашний обычай, наличность которого удостоверялась семейным советом; поскольку не устанавливал правил статут Дома, применялось общее княжеское право.

Принцип равнородства был признан в XVIII-XIX вв. только в немецких государствах Германии, а также в Австро-Венгрии, где действовало общее немецкое княжеское право. В России этот принцип был введен манифестом от 20 марта 1820. В 1886 он был еще усилен требованием для равнородства принадлежности к одной из царствующих династий, так что из равнородства исключались прежде царствовавшие европейские Дома. В 1889, 23 марта, Именным Высочайшим Указом были запрещены членам Императорского Дома браки с неравнородными лицами, но сила этого указа была несколько ослаблена Именным Указом от 11 авг. 1911, запретившим такие браки только великим князьям и великим княжнам, разрешив их, т. о., для князей и княжон Императорской крови.

Напротив, во всех других государствах, кроме немецких и России, т.е. в Англии, Испании, Норвегии, Швеции, члены Царствующих Фамилий могли заключать браки, полноправные для своего потомства, с лицами, даже не принадлежащими к дворянству. Гарантией того, что брак будет соответствовать своему назначению и не будет понижать нравственного культурного уровня, всюду считается дисциплинарный контроль царствующего государя. И в этих государствах, не знавших понятия равнородства, лица Царствующих Домов могли посредством брачного договора исключить последствия, вытекающие из полноправного брака, т. е. заключить по договору брак законный, но морганатический, в смысле непредоставления жене и детям прав, связанных с принадлежностью к Царствующему Дому.

Постановления Основных законов Российской Империи, относившихся к престолонаследию в н. XX в., можно разделить на три разряда: 1) особо незыблемые для самого монарха; 2) те, об изменении которых возбуждать инициативу может только монарх; 3) те, которые могут быть изменены им единолично при соблюдении известных ограничений, вытекающих как из ст. 125 Основных законов, так и из наличности особо незыблемых законов, составляющих в нашем подразделении первую группу.

Что касается этой первой группы, ограничивающей монарха при всех проявлениях его власти, то одни постановления касаются правил престолонаследия, установленных в статьях 25-39, а другие вытекают из самого понятия царской власти как Священного чина и ее связанности в вопросах веры и Церкви. Это понятие воспринято нашими Основными законами: 1) в статьях 57 и 58 о священном короновании и Миропомазании; 2) статьях 62-64 в отделе о вере; 3) во всех статьях, являющихся развитием принципов, установленных в главах о священном короновании и о вере. Так, напр., ст. 185 в скобках содержит указание на ст. 62, как внутренне с ней связанную, а под собой содержит ссылку на тот же принцип, признающий Государя как Главу Церкви, установленный в акте от 5 апр. 1797, которому присягает Государь дважды: при вступлении на Престол и при короновании. Содержание этого принципа указано в ст. 64, устанавливающей, что Государь есть верховный защитник веры и блюститель правоверия. Под той же статьей есть ссылка на акт церковного законодательства - Высочайше утвержденное заключение Синода от 24 апр. 1841. Сначала будем говорить о статьях 25-39, касающихся порядка престолонаследия. В этот отдел внесена первая часть постановлений акта от 5 апр. 1797. На присяге Государя и основывается их особая прецептивная для самого Императора сила.

Незыблемость требует сохранения основной идеи закона - назначение наследника самим законом и независимость престолонаследия от воли царствующего Государя, устранение его воли от выбора конкретного наследника. Она не может, однако, абсолютно устранить возможность издания правил общего характера, определяющих отношения будущие. Напр., с изменением правовых воззрений возможно констатирование законом уже изменившихся в правосознании понятий. Так, напр., не видно, почему Государь не может уничтожить принцип равнородства, не отвечающий более тем политико-юридическим воззрениям, которые его породили в XVII в. Но Государь не может делать таких нововведений, которые поражают основную идею царской власти - быть выразителем нравственного идеала народа и носителем власти, обязанным ею только Божию Промыслу, а не многомятежного человечества хотению. Это понятие, как вытекающее из христианской религии, есть в идее Закон Священный.

На практике закон о преемстве Престола подвергался некоторым изменениям и после Павла I. В него вносились дополнения. Так, имп. Александр I издал правило о неравнородных браках в манифесте от 20 марта 1820. Там говорилось: «Мы признали за благо для непоколебимого сохранения достоинства и спокойствия Императорской Фамилии и самой Империи Нашей присовокупить к прежним постановлениям следующее дополнительное правило: если какое лицо из Императорской Фамилии вступит в брачный союз с лицом, не имеющим соответственного достоинства, т.е. не принадлежащим ни к какому Царствующему или владетельному Дому, в таковом случае Лицо Императорской Фамилии не может сообщить другому прав на наследование Престола». Правило это составило ст. 36 Основных законов, а правило о непринадлежности к Императорскому Дому неравнородной супруги и детей от неравнородных браков - ст. 188, лишний раз показывая, что понятие принадлежности к Императорскому Дому и право на Престол неравнозначны и в глазах закона.

Хотя манифест от 20 марта 1820 лишь дополнял правила престолонаследия, он, по существу, их изменял, поскольку возможное потомство лица Императорского Дома от неравнородного брака, могущего наследовать по праву первородства, этим нововведением от Престола устранялось. Это лишний раз показывает, что и в этом случае законодатель не усматривал в принципе первородства принципа абсолютного, которым он, впрочем, нигде и никогда не был. Он оставался лишь путеводной звездой к указанию очереди для престолонаследия, но нигде не выявлялся как единственное требование закона для престолонаследия.

В другое время другие прибавления были сделаны в незыблемой части Основных законов в другие царствования. Так, имп. Николай I ввел статьи 37 и 38 об отречении от прав на Престол: при кодификации законов о престолонаследии в женском поколении были заменены выражения «мой», «моей» словом «Император Родоначальник». Имп. Александр III в 1886 производил общий пересмотр Учреждения об Императорской Фамилии и совершенно изменил, между прочим, ст. 12, а в 1889 восстановил действие прежней. У нас нет в распоряжении соответствующих актов для документального подтверждения, но и понятие равнородства менялось: то разумелись под равнородными лица только Царствующих Домов, то вместе с ними и лица Царствовавших ранее Домов.

Но понятию незыблемости Основных законов и всему их смыслу и духу абсолютно противоречит издание царствующим Государем конкретного распоряжения по отношению к конкретному лицу Императорского Дома, касающегося его права на Престол. Сам закон указывает пределы влиянию воли Государя на престолонаследие. Так, косвенно оно возможно по закону, поскольку закон предоставляет право Государю разрешать или не разрешать браки членам Императорского Дома и тем косвенно влиять на права престолонаследия этого потомства, но он не может касаться прав престолонаследия самого лица, вступающего в брак.

Также при браке неравнородном. Государь может его разрешить и не разрешить, но не может поражать права на Престол самого лица, вступающего в неравнородный брак, и дать права на Престол потомству от этого брака. Государь может разрешить и не разрешить брак с иноверной принцессой, но не может дать этим разрешением право на ту очередь престолонаследия, которую данное лицо утрачивает через такой брак, как не может восстановить и потомству от этого брака его очередь престолонаследия, которая отдаляется происхождением от иноверных родителей в силу ст. 185. Государь не может своим распоряжением изменять права престолонаследия, вытекающие из самого закона. Поэтому применение ст. 70 Основных законов (изд. 1892) при определении правил престолонаследия абсолютно исключено. Признание такого права было бы фактическим возвращением к принципам указа Петра I о престолонаследии, абсолютно исключенным Актом от 5 апр. 1797.

Соблюдение законов о престолонаследии являлось границей для власти Государя; не противоречит этому положению и ст. 222, по которой «Царствующий Император, яко неограниченный Самодержец, во всяком противном случае (в случае неповиновения) имеет власть отрешать неповинующегося от назначенных в сем законе прав и поступать с ним, как с преслушным воле Монаршей». Что здесь не имелась в виду неограниченная власть, видно уже из того, что ст. 125 ставит власти Государя при изменении статей этого отдела общую границу в соблюдении общих законов и в невостребовании новых из казны ассигнований. Но Государь был связан еще законами о престолонаследии и о вере. Слово «неограниченный» имело скорее острие, обращенное в другом направлении, - в сторону агнатов, т. е. Государь проявлял свою дисциплинарную семейную власть без участия агнатов.

Вполне убедительным доказательством того, что эта статья не давала Государю прав лишать права престолонаследия, является, помимо общего принципа незыблемости законов о престолонаследии, и источник этой статьи, а именно § 71 Учреждения об Императорской Фамилии, из которого ясно вытекает, что под правами, которые имеются в виду в этом законе, разумелись лишь права на содержание. Там говорилось: «Расположив таким образом волю Нашу о содержании всего Нашего поколения и обеспечив каждого в получении ему определенного, хотя сим и дали Мы всем право получать и требовать принадлежащего, однако из всех сих данных преимуществ ненарушимым залогом поставляем иметь каждому из Фамилии Нашей к Царствующему Лицу совершенное почтение, повиновение и подданство, равномерно и миролюбное обращение в сохранении семейной тишины и согласия. Царствующий, яко неограниченный Самодержец, во всяком противном случае имеет право от назначенного Нами отрешать и поступать с неповинующимися воле Нашей, и воле каждого, место Наше занимающего».

Связывая начало параграфа с концом, видно, что речь идет о лишении Государем содержания неповинующегося ему члена Императорского Дома, но ни прямо, ни косвенно, путем исключения из состава Дома, Государь не может лишать права на Престол. Весь смысл незыблемости закона заключается в определении Наследника законом самим и в изъятии престолонаследия из усмотрения Царствующего Государя. В силу закона (статьи 135-143) Император извещается о всех переменах в составе Императорского Дома (о рождении, браках, смерти) и об этом публикуется во всеобщее сведение; Он же ведет родословную книгу, и запись туда является доказательством сопричтения к Императорскому Дому.

Правила о престолонаследии не ограничивались статьями 25-39, составлявшими отдел о порядке наследия Престола, но в значительной степени зависели и от других статей, в иных отделах Основных законов расположенных. Так, в силу ст. 25 первым основным условием для престолонаследия являлась принадлежность к Царствующему Дому, а состав этого Дома определялся Учреждением об Императорской Фамилии. В отделе о степенях родства есть статьи 126 и 134, которые определяли качества браков, от которых должны происходить члены Императорского Дома; в отделе о вере ст. 63 устанавливала вероисповедание Императора; в отделе о браках ст. 185 предписывала лицам мужского пола Императорского Дома, могущим иметь права на Престол, совершать заключение брака с иностранными принцессами лишь по восприятии ими Православия; следовательно, в момент открытия престолонаследия закон требовал от каждого наличности исполнения этого предписания.

Вот какими условиями связывалось агнатское престолонаследие по Основным законам Российской Империи:

I. В силу ст. 25 требуется принадлежность к Императорскому Дому в широком смысле; состав Дома определяется ст. 126.

II. Требуется быть среди агнатов первым в порядке первородства, отвечающим всем остальным предположениям Основных законов.

III. Принадлежность к православному исповеданию в силу ст. 63 и готовность к совершению священного коронования и Миропомазания по чину Православной Церкви, предписанному ст. 58 и предполагаемому ст. 39.

IV. Женитьба на принцессе, принявшей Православие до брака в силу ст. 185.

V. Происхождение от родителей, принявших Православие до брака в силу ст. 185.

VI. Согласие данного лица на принятие священного подвига самодержавной власти, ибо в силу статей 36 и 37 допускается отречение от Престола для лица, имеющего на него право. Кроме того, по существу дела всякий подвиг не может не предполагать участия воли человека в его приятии. Когда вел. кн. Константин Павлович получил известие о присяге ему из Государственного Совета, он в письме от 3 дек. 1825 писал его председателю кн. П. В. Лопухину, «что в сем случае отступили от законной обязанности принесением мне неследуемой присяги, тем более что сие учинено без моего ведома и согласия. Вашей Светлости и то должно быть известно, что присяга не может быть сделана иначе как по манифесту за Императорской подписью».

VII. В отделе о гражданских правах членов Императорского Дома ст. 165 (изд. 1857) говорит: «При торжественном объявлении совершеннолетия лиц, по крови к Императорскому Дому принадлежащих, они присягают в присутствии самого Государя как в верности Царствующему Государю и отечеству, так равно и в соблюдении прав наследства и установленного семейного распорядка». Присяга эта приводится в приложении IV к Основным законам и составляет клятву верности монархическому принципу, запечатленному в Основных законах. Вот эта присяга: «Именем Бога Всемогущего перед Святым Его Евангелием клянусь и обещаюсь Его Императорскому Величеству моему Всемилостивейшему Государю… и его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику Его Императорскому Высочеству Государю Цесаревичу Великому Князю… верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови, и все к Его высокому Его Императорского Величества Самодержавию, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые по крайнему разумению, силе и возможности предостерегать и оборонять, споспешествуя всему, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной относиться может, а по званию моему Члена Императорского Дома обязуюсь и клянусь соблюдать все постановления о наследии Престола и порядке Фамильного Учреждения, в Основных Законах Империи изображенные, во всей их силе и неприкосновенности, как перед Богом и Судом Его Страшным ответ в том дать могу. Господь Бог мне в сем душевно и телесно поможет. Аминь». Если, т. о., престолонаследие дойдет до члена Императорского Дома, который отказался от такой присяги или не соблюл такой присяги, то ясно, что закон его не может призывать к наследованию по тем законам, которых он сам явно не признает. Так, напр., если бы вел. кн. Михаил Александрович не по революционному насилию, а добровольно объявил, что он примет власть только от Учредительного Собрания, т.е. в силу лишь народного суверенитета, то это было бы отказом с его стороны признать обязательность Основных законов, построенных на монархическом принципе, и такое его публичное волеизволение исключало бы его призвание к престолонаследию по силе этих Основных законов, ибо закон не может призывать к престолонаследию того, кто отвергает вложенную в него идею и его обязательность.

VIII. Хотя Основные законы ничего не говорили об этом, они не могли не предполагать известной неопороченности призываемого лица в силу уже общих законов. Закон не может призывать к престолонаследию лицо, присужденное по суду к лишению права занимать общественные должности. Т. к. члены Императорского Дома не изъяты из подсудности общим уголовным законам, то в случае осуждения к наказанию, лишающему прав состояния и права на занятие общественных должностей, они, не теряя принадлежности к Царствующему Дому, теряют права на престолонаследие, ведущее к осуществлению высшей государственной власти. Равным образом над таким лицом Церковь по церковным правилам не могла бы совершать рукоположение и Миропомазание, ибо, согласно 4-му правилу Кирилла Александрийского, принятому 2-м правилом Трулльского Вселенского Собора в число правил, стоящих наравне с постановлениями Вселенских Соборов, Церковь до рукоположения должна предварительно исследовать жизнь рукополагаемого.

Что касается того, какие преступления препятствуют рукоположению, то многие церковные правила говорят об этом в связи с принятием в клир и в священный чин. Т. к. царская власть, как мы еще раз увидим при обозрении священного коронования и Миропомазания, есть именно священный чин, то тем более не могут игнорироваться церковные правила, существующие для введения в клир; правила же эти очень строги, как видно из следующих примеров. По 18-му Апостольскому правилу: «Кто взял в супружество отверженную от супружества, не может быть ни епископом, ни пресвитером, ни диаконом, ни вообще в списке «священного чина». По правилу 19-му Апостольскому: «Имевший в супружестве двух сестер или племянницу не может быть в клире». Согласно 22-му правилу Анкирского Собора, поставленному 2-м правилом VI Вселенского Собора наряду с Вселенским, «виновные в вольных убийствах да будут в разряде припадающих, совершенного же общения да удостаиваются при конце жизни». По толкованию св. Василия Великого, такие лица должны нести епитимью 20 лет с лишением Причастия. Так же толкует Византийский юрист Вальсамон; по толкованию Зонары, для таких лиц Причастие допустимо только при смерти. Как же Церковь могла бы совершить царское рукоположение и Миропомазание с преподанием особой благодати для таких лиц? Так же, по существу, дело обстоит с точки зрения Церкви, если член Императорского Дома совершит деяние, не наказанное уголовным законом поражением его прав состояния и прав на занятие общественных должностей, но тем не менее уже констатированное общественной властью и препятствующее Церкви, по ее правилам, совершить рукоположение и Миропомазание. Вопрос же о наличности соответствующего покаяния для прощения и принятия в священный чин может быть решен только высшей иерархической властью Поместной Церкви.

Рожнов Артемий Анатольевич, профессор кафедры теории и истории государства и права Финансового университета при Правительстве РФ, доктор юридических наук, доцент.

Статья посвящена анализу порядка престолонаследия в России XIV - XVII вв. Утверждается, что в Московском княжестве и Московском государстве переход монаршей власти регламентировался обычным правом и осуществлялся по прямой нисходящей линии от отца к старшему сыну. В обязательности соблюдения данного порядка выражалось одно из важнейших ограничений власти московских государей.

Ключевые слова: Московское княжество, Московское государство, история русского права, власть монарха, престолонаследие, обычное право.

Rules of succession to the throne in the Muscovy of the - centuries

The article concerns a problem of rules of succession to the throne in the Muscovy of the - centuries. The author comes to the conclusion that in the Muscovy the succession to the throne was regulated by customary law and the royalty was delegated from father to the eldest son. This rule of succession to the throne was obligatory for all of the monarchs of the Muscovy and was one of the major abridgments of their royalty.

Key words: Principality of Moscow, Moscow state, history of Russian law, the power of the monarch, crown, customary law.

Наряду со становлением и укоренением в политико-правовом сознании государей, элиты и общества Московского княжества, а затем Московского государства концепции самодержавия происходило изменение механизма перехода Верховной государственной власти от одного правителя к другому по сравнению с ранее принятым. В своих ключевых чертах процесс формирования нового порядка передачи-получения Верховной монаршей власти завершился к XVII в., когда некогда новаторская, но впоследствии уже ставшая традиционной модель перехода престола окончательно приобрела статус "старины" и одного из неотъемлемых атрибутов власти монарха в Московском государстве.

В отличие от Древнерусского (Киевского) государства и других русских княжеств, в которых монаршая власть переходила от одного князя к другому на основании лествичного права, в Московском княжестве изначально утвердился иной порядок престолонаследия, а именно по прямой нисходящей линии от отца к старшему сыну. Для своего времени это было серьезным политико-правовым новшеством, поскольку принцип родового правопреемства строго соблюдался в XIII в. и в целом признавался в XIV в. <1>. Вряд ли можно назвать конкретную и тем более единственную причину, в силу которой в Московском княжестве установился семейный, а не родовой порядок престолонаследия. Скорее всего, здесь имела место совокупность факторов: влияние сильного земского социального строя в Суздальской земле и затем в Московском княжестве; определенные политические реалии XIV - XV вв.; события, происходившие в жизни княжеского семейства; монархический инстинкт народа; идеологические моменты, связанные с религиозно-теоретическим осмыслением политической практики и поиском оптимальной модели перехода престола, наиболее соответствующей постепенно формировавшейся самодержавной форме правления. В любом случае факт остается фактом: с момента смерти в 1303 г. родоначальника московской линии Рюриковичей князя Даниила Александровича до вступления на престол в 1425 г. великого князя Московского Василия II московский престол спокойно переходил от монарха-отца к старшему сыну, а также, в качестве исключения, - при отсутствии у последнего собственных сыновей-наследников - к следующему по старшинству сыну государя.

<1> Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. М., 2005. С. 183.

Вполне логичным и чрезвычайно важным следствием столь длительной практической реализации порядка престолонаследия по прямой нисходящей линии было то, что он стал "обычаем, отчеством, дединой, нормой долженствования" <2>. Последним отголоском прежнего родового порядка престолонаследия стала междоусобная война между сыном Василия I Василием II Темным, с одной стороны, и его дядей и братом Василия I Юрием Дмитриевичем и его сыновьями Василием Косым и Дмитрием Шемякой - с другой. Исход межкняжеского противостояния в пользу Василия II засвидетельствовал окончательную победу порядка престолонаследия по прямой нисходящей линии и его общественное восприятие как единственно допустимого способа передачи-получения верховной власти в Великом княжестве Московском.

<2> Царская власть и Закон о престолонаследии в России // Зызыкин М.В. Царская власть в России. М., 2004. С. 42 - 43.

При этом чрезвычайно важным атрибутом данного механизма престолонаследия являлось то, что монаршая власть переходила от государя-отца не просто к сыну, т.е. к любому из его сыновей, а именно к старшему сыну. Даже в тех случаях, когда у князя имелось много сыновей, а значит, была возможность выбирать из них своего преемника, таковым становился исключительно старший сын государя. Следовательно, уже с конца XIII в. в Московском княжестве восторжествовала идея престолонаследия строго по прямой нисходящей линии от отца к старшему сыну, которую правящие князья претворяли в жизнь.

Материальными дополнениями к формально-юридическому признанию старших сыновей престолонаследниками являлись последовательное увеличение их уделов и расширение властных прерогатив по сравнению с остальными сыновьями вплоть до полного торжества идеи единонаследия. В качестве религиозно-юридической гарантии неоспоримости прав престолонаследника выступали договоры, заключавшиеся князьями и их преемниками с братьями и дядьями, в которых последние обязывались почитать старшего сына государя "в отца место" и не "подыскиваться" под него <3>. Наконец, укреплению позиций старшего сына великого князя как престолонаследника еще при жизни отца-государя способствовал институт соправительства, включавший в себя прижизненное назначение монархом своего старшего сына наследником престола, его провозглашение великим князем с соответствующим изменением структуры великокняжеского титула и наделение наследника-соправителя частью властных полномочий в различных сферах. В истории Московской Руси соправительство имело место дважды: в конце 40-х - начале 50-х гг. XV в., когда соправителями были великий князь Василий II и его старший сын Иван, и в начале 70-х - 80-х гг. XV в., когда соправителем великого князя Ивана III являлся его старший сын Иван Молодой <4>.

<3> Исаев М.А. История российского государства и права: Учебник. М., 2012. С. 168; Иоанн Шанхайский о престолонаследии в России // URL: http://do.gendocs.ru/docs/index-70262.html.
<4> Стешенко Л.А., Шамба Т.М. Указ. соч. С. 222 - 223; Мельников С.А. Институт соправительства и его влияние на образование Русского централизованного государства в XV в. // История государства и права. 2009. N 21. С. 18 - 19.

Таким образом, к концу XVI в. было доведено до своего логического завершения неуклонное стремление московских князей к тому, чтобы "собранная земля и власть при наследстве доставались по преимуществу в одни руки" <5> и тем самым обеспечивалось государственное единство.

<5> Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М., 1998. С. 231 - 232.

"Московская" модель престолонаследия не являлась наследованием по закону в чистом виде. Основанием перехода престола от отца к старшему сыну служил не только сам по себе факт первородства, но и волеизъявление государя, выражавшееся в назначении им своего сына престолопреемником. При восшествии на трон нового князя (царя) подчеркивалось, что он получил монаршую власть именно по воле и благословению своего отца. Следовательно, особенностью престолонаследия в Московской Руси являлось то, что наследование по закону совмещалось с наследованием по завещанию.

Наличие двух оснований наследования закономерно порождает два вопроса: какое из них было главным и мог ли отец-правитель передать престол не старшему, а другому сыну? В.И. Сергеевич считает, что главным элементом в "московском" порядке перехода Верховной власти являлась именно воля государя, который по собственному усмотрению определял судьбу престола. По словам ученого, "по воззрению московских князей, если престол и переходит от отца к сыну, то не в силу самостоятельного права сына на престол, а в силу воли отца". Типичным примером подобного перехода верховной власти, по мнению историка права, могут служить действия Ивана III, который попеременно назначал своим наследником то сына Василия от второго брака, то внука Дмитрия от умершего старшего сына Ивана Молодого от первого брака, мотивируя свои решения тем, что он "волен в сыне или внуке: кому хочу, тому и даю царство" <6>. Мнение В.И. Сергеевича разделяет и М.В. Зызыкин, также полагающий, что принцип первородства не являлся обязательным для монарха и его "завещательное распоряжение могло с ним не считаться и предоставить престол другому нисходящему потомку мужского пола" <7>.

<6> Сергеевич В.И. Указ. соч. С. 174 - 175.
<7> Зызыкин М.В. Указ. соч. С. 44 - 45.

По нашему убеждению, данную названными учеными характеристику сущности престолонаследия в Московском государстве нельзя признать верной, отражающей реальное положение дел в рассматриваемой сфере. Если проследить эволюцию престолонаследия в целом, с учетом того, как оно развивалось не только в период до конца XV - начала XVI вв., но и в дальнейшем, то станет очевидным, что в вопросе престолонаследия воля монарха вовсе не имела того решающего значения, которое ей придают В.И. Сергеевич и М.В. Зызыкин. А действия великого князя Ивана III, которые они возводят в ранг общего правила, на самом деле являлись не чем иным, как, напротив, ярким и причем единственным исключением из него. Более того, своеволие великого князя стало своеобразным "финальным аккордом" уходившего в прошлое восприятия и самовосприятия Верховной власти государя как власти вотчинного типа. После смерти Ивана III власть государя-вотчинника окончательно сменилась властью самодержавного государя как "главы политического союза, в котором призвана действовать не личная воля вотчинника, а акт общественной власти" <8>. И одним из базовых атрибутов нового правового статуса великого государя Московского являлось его подчинение сформировавшемуся неписаному закону престолонаследия от монарха-отца к старшему сыну.

<8> То же. С. 43.

История России XVI - XVII вв. свидетельствует об этом со всей очевидностью. За это время не было зафиксировано ни одного случая, чтобы государь по собственной воле назначил своим преемником кого-либо в обход старшего сына. Конкретно это выражалось в следующем.

После кончины великого князя Василия III, имевшего двух сыновей, на престол вступил его старший сын Иван. Ему наследовал третий сын Федор, поскольку два первых сына царя Ивана IV к моменту смерти государя скончались. При этом у царя Ивана уже на склоне лет родился сын Дмитрий, но это обстоятельство никак не повлияло на статус царевича Федора как престолонаследника. Царь Федор, в свою очередь, умер бездетным, что в итоге привело к пресечению династии Рюриковичей. Однако, несмотря на эпохальное значение этого события в общеисторическом контексте, оно тем не менее не отменило уже прочно укоренившийся в общественном сознании правовой обычай престолонаследия по принципу первородства. Поэтому русские государи XVII в., так же как их предшественники XVI в., объявляли престолонаследниками исключительно своих единственных или старших сыновей.

Так, преемником царя Бориса Годунова являлся его сын Федор, который впоследствии вошел в отечественную историю как царь, занимавший трон самое непродолжительное время. У царя Михаила Федоровича было три сына, старший из которых, Алексей, считался наследником и после смерти отца вступил на престол. Будучи государем, он также провозглашал своими наследниками только старших сыновей: сначала Дмитрия, затем, после его кончины, Алексея, и наконец, после смерти последнего, Федора. При этом у царя Алексея Михайловича помимо Федора были и другие сыновья: Семен и Иван - от первого брака и Петр - от второго, однако, в отличие от Ивана III, царь Алексей не пошел на нарушение порядка престолонаследия в пользу сына от второго брака, поэтому именно старший сын Федор сменил царя Алексея Михайловича на престоле. Царь Федор III не оставил наследников, что привело к острому династическому кризису, который завершился принятием невиданного решения - венчанием на царство одновременно двух младших сыновей царя Алексея Михайловича: Ивана (в ранге старшего царя) и Петра, при регентстве их старшей сестры Софьи. После смерти царя-соправителя Ивана V, имевшего лишь дочерей, его младший брат Петр стал полноправным государем, и именно царь Петр I отменил многовековой правовой обычай престолонаследия по принципу первородства.

Как видно из приведенного обзора, на протяжении двух веков все русские государи назначали своими преемниками на престоле исключительно старших сыновей. При этом как минимум дважды положение дел в царской семье складывалось таким образом, что если бы у монарха действительно имелось право свободного определения престолонаследника, то он вполне мог бы передать корону младшему сыну в обход старшего. Впервые таким "правом" мог бы воспользоваться царь Иван Грозный. С одной стороны, он весьма скептически оценивал задатки своего старшего сына Федора как потенциального политика и руководителя, считая, что по складу своего характера Федор был "постник и молчальник, более для кельи, нежели для власти державной рожденный". С другой стороны, у царя также имелся младший сын Дмитрий, который при надлежащем воспитании и подготовке мог стать альтернативой Федору. Почему бы в этих условиях царю не воспользоваться своим правом по собственному усмотрению решать судьбу престола и не сделать выбор в пользу младшего сына? Однако этого не случилось, и царевич Федор не был отстранен отцом от престолонаследия.

В схожей гипотетической ситуации "выбора преемника" мог оказаться столетие спустя и царь Алексей Михайлович после того, как у него во втором браке родился младший сын Петр. К моменту его появления на свет всем, включая самого государя, было очевидно, что сыновья от первого брака царя, в т.ч. престолонаследник царевич Федор, не отличались крепким здоровьем, а двое из них даже умерли во младенчестве. Царевич же Петр рос физически здоровым ребенком. При таком раскладе вполне мог возникнуть соблазн произвести "рокировку" престолонаследников. Однако царь Алексей Михайлович поступил точно так же, как его далекий предшественник на троне, и не стал лишать своего старшего сына права престолонаследия.

Чем же было вызвано абсолютно одинаковое поведение всех русских государей, начиная с Василия III и заканчивая Алексеем Михайловичем, в ситуации с определением престолонаследников и выбором в качестве таковых только старших сыновей? Почему никто из монархов XVI - XVII вв. не воспользовался якобы имевшимся у них правом по собственной воле назначать себе преемника? На наш взгляд, ответ на этот вопрос может быть только один: потому что у московских государей, вопреки мнению В.И. Сергеевича и М.В. Зызыкина, вовсе не было права свободного выбора преемников, и в этом своем "выборе" они были жестко ограничены рамками сформировавшейся самодержавной традиции. Ее суть заключалась в том, что престолонаследником не мог быть никто, кроме старшего сына монарха. Рождение в царской семье сына-первенца само по себе, по факту первородства делало его наследником престола, а в случае его смерти до восшествия на трон и при отсутствии у него собственных сыновей престолонаследником автоматически становился следующий по старшинству сын государя. Воля последнего же в механизме престолонаследия не играла никакой роли, поэтому участие государя в нем было сугубо формальным и ограничивалось простым назначением старшего сына своим преемником. Указанный конституционно-правовой обычай носил императивный характер, а следовательно, ни состояние здоровья монаршего первенца, ни его государственные таланты, ни какие-либо другие факторы не должны были и не могли влиять на дальнейшую судьбу престола.

Московские государи XVI - XVII вв. были не властны над нормами неписаной конституции Московского государства, в т.ч. определявшими правила престолонаследия, не могли по собственному произволу изменять или отменять их, а напротив, были обязаны принимать их как данность, действовать в соответствии с их постановлениями и тем самым служить верховными и самыми надежными гарантами незыблемости "старины". Применительно же к нормам, закреплявшим порядок престолонаследия по принципу первородства, это было тем более необходимо, что эти обычно-правовые предписания имели в своей основе ярко выраженный религиозный фундамент, а именно убеждение в том, что выбор наследника престола, а вместе с ним, по сути, и будущего страны - это прерогатива не человека, но Самого Господа Бога. Именно Он избирает того, кому суждено впоследствии сменить государя на троне, и царь земной лишь покорно подчиняет свою волю Воле Царя Небесного.

Весьма показательно в этом отношении поведение царя Федора Ивановича. Он не имел престолонаследников, что закономерно приводило к тому, что после его смерти на самой вершине власти должен был образоваться вакуум, чреватый непредсказуемыми и опасными последствиями. Государь прекрасно это понимал, а потому мог бы попытаться заполнить властную брешь путем назначения преемника по собственному усмотрению. Это тем более было бы возможно, если бы в России конца XVI в. порядок престолонаследия определялся исключительно волей государя. Однако это было не так, и Федор I не мог передать престол ни своей жене Ирине, ни ее брату и фактическому правителю Борису Годунову, ни кому-либо еще. Подобные действия монарха были бы не только вопиющим нарушением конституционно-правового обычая, но и, самое главное, кощунственной попыткой "переиначить" Волю Божию, что для глубоко набожного Федора Ивановича было совершенно немыслимо. Отсутствие престолонаследника царственные супруги воспринимали как проявление Промысла Божия. Земному царю остается только смиренно принять Божественную Волю и уповать на нее. Поэтому вместо того, чтобы провозгласить царицу Ирину своей преемницей, царь Федор, судя по всему, благословил ее после его смерти отойти от мирских забот и принять постриг, что благочестивая государыня и сделала.

Принципиально иначе повел себя в XVIII в. Петр I. Он дерзнул поставить себя на место Бога, присвоив себе Его прерогативы путем замены самодержавного конституционно-правового обычая престолонаследия принципом свободной воли монарха в вопросе выбора своего преемника, и эта попытка Петра ничем хорошим не закончилась. Напротив, своим Уставом о наследии престола от 5 февраля 1722 г., который "иначе как деспотическим и даже безумным и назвать невозможно" <9>, первый император лишь породил подлинную вакханалию вокруг трона и, как следствие, почти на целое столетие устроил в стране сплошное "смутное время". Кара Господня постигла и самого неистового "преобразователя": лишив законного права престолонаследия и убив своего старшего сына царевича Алексея, а затем официально отменив московский порядок передачи-получения Верховной власти, Петр I так и не смог назначить себе преемника, ибо все его сыновья от сожительства с Екатериной умирали во младенчестве. Сменщикам Петра I на троне также не удалось в полной мере воспользоваться предоставленной им петровским Уставом привилегией по собственной прихоти определять своих престолонаследников. В силу явной богопротивной природы и политической нелепости Устав 1722 г. так и не прижился на русской почве, и общество по-прежнему продолжало "считать законом не то, что приказал Петр, а то, что было в умах и совести монархического сознания народа" <10>. И именно допетровский порядок престолонаследия воспринимался правосознанием народа и значительной части элиты как Богом данный, органичный, разумный, поэтому абсолютно закономерно, что, пережив все перипетии XVIII в., он был легко восстановлен в своих ключевых чертах императором Павлом I в 1797 г. и просуществовал вплоть до крушения монархии в 1917 г.

<9> Боханов А.Н. Царь Алексей Михайлович. М., 2012. С. 346.
<10> Тихомиров Л.А. Указ. соч. С. 287.

Таким образом, подытоживая все вышеизложенное, можно сделать следующий вывод. Передача-получение верховной власти в Московском княжестве и Московском государстве осуществлялись одновременно в порядке престолонаследия по закону (конституционно-правовому обычаю) и по завещанию, при этом последнее основание носило сугубо формальный характер и полностью подчинялось первому. Неписанная "московская" конституция предполагала переход престола не в порядке лествичного права (родового старшинства), а исключительно по прямой нисходящей линии от отца-монарха к старшему сыну-наследнику. В своих завещательных распоряжениях относительно судьбы престола государи следовали данному требованию "старины" и назначали своими преемниками лишь старших сыновей. В обязательности соблюдения этого конституционно-правового обычая выражалось одно из важнейших ограничений власти московских государей.

Список литературы:

1. Боханов А.Н. Царь Алексей Михайлович. М., 2012.
2. Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. М., 2005.
3. Зызыкин М.В. Царская власть в России. М., 2004.
4. Иоанн Шанхайский (Максимович), святитель. Происхождение Закона о престолонаследии в России // URL: http://do.gendocs.ru/docs/index-70262.html.
5. Исаев М.А. История российского государства и права: Учебник. М., 2012.
6. Мельников С.А. Институт соправительства и его влияние на образование Русского централизованного государства в XV в. // История государства и права. 2009. N 21.
7. Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М., 1998.

Порядок престолонаследия в России с основания русского государства до ныне благополучно царствующего Императора Александра II-го

Оригинальное название: Порядокъ престолонаслѣдiя въ Россiи съ основанiя русскаго государства до нынѣ благополучно царствующаго Императора Александра II-го

Издательство: Тип. Т. Рис

Место издания: М.

Год издания: 1874

Количество страниц: 62 с.

В течение киевского периода истории Русская земля считалась принадлежностью всего княжеского рода, так что каждый брат великого князя имел в принципе право на отдельную волость. Но волости переходили и по завещанию, и в силу народного избрания, равно и как в силу вооруженного захвата, так что в этот период русской истории столы «не наследовались, а добывались».

В московский период власть передается по завещанию, но духовные грамоты великих князей и царей почти не отступают от системы единонаследия, по праву первородства в нисходящей линии, действовавшей и при первых государях из Дома Романовых.

Петр Первый установил систему престолонаследия в силу завещания, но порядок этот при первых его преемниках нарушался дворцовыми переворотами. Со времени императрицы Елизаветы Петровны престолонаследие по закону начинает вступать в силу и окончательно устанавливается законом императора Павла (5 апреля 1797 г.), который с некоторыми изменениями составил действующий закон о престолонаследии до 1917 г.

По этому закону право на престолонаследие принадлежало членам царствующего императорского дома, то есть лицам, произошедшим от императорской крови в законном браке, совершенном с равнородным лицом и с разрешения императора, причем это право должно было быть обусловлено исповеданием православной веры. К наследованию престола допускались и женские поколения, но только после прекращения всех мужских поколений. Мужские поколения наследовали по праву первородства в нисходящей линии последнего царствующего императора. Таким образом, престол переходил прежде всего к старшему сыну последнего царствующего императора.

За отсутствием у последнего царствующего императора сыновей и их мужских потомств престол должен был перейти в первую восходящую линию, то есть к сыновьям предпоследнего царствовавшего императора (братьям последнего царствовавшего императора) и их мужскому потомству по праву представления. За отсутствием мужских поколений в первой восходящей линии к престолу должны были призываться мужские поколения второй восходящей линии, то есть дядья последнего царствовавшего императора с их мужским потомством и т.д.

За пресечением всех мужских поколений, престол должен был перейти в женские поколения и прежде всего - к старшей дочери последнего царствовавшего императора и ее мужскому потомству. За отсутствием дочерей наследование должно было идти в восходящей линии, то есть переходить в женское поколение сыновей императора-родоначальника: первого, второго, третьего и т.д. (то есть к племянницам последнего царствовавшего императора).

Далее наследование должно было перейти к мужскому поколению старшей дочери императора-родоначальника, а за пресечением мужского – в женское. За пресечением мужского и женского поколения старшей дочери императора-родоначальника, наследование должно было перейти на том же основании в поколение его второй дочери, третьей и т.д.

Наследник мог отречься от престола, если это не влекло никаких затруднений в престолонаследии. Но раз последовавшее отречение, будучи обнародованным и обращенным в закон, признавалось невозвратным.