Князь константин константинович романов. Душевные терзания великого князя константина константиновича

"На что мне роскошь, злато, власть и сила?" – задается в поэтической строке вопросом человек, укрывшийся за прозрачным для тогдашней читающей России псевдонимом К.Р. Великий князь Константин Константинович Романов не стремился ко всему тому, что перечислил в своем стихотворении. Он ставил выше иные ценности – добросовестное исполнение долга: общественного – на посту президента Российской академии наук; творческого – как поэта, призывающего к добру. Власть, политика, интриги были не для Константина Константиновича с его постоянным мужественным и мучительным стремлением к внутреннему диалогу с собственной совестью. В удел ему достались наука и поэзия, и для такой натуры это был, наверное, единственно возможный мир увлечений.

К.К.Романов возглавлял Российскую академию наук 26 лет начиная с 1889 г. В "Истории Академии наук" (1964) сообщение о назначении Константина Константиновича на пост президента сопровождается таким комментарием: "Новый президент, как и многие из его предшественников, весьма далеко отстоял от науки и от тех интересов, которыми жили русские ученые" . Если говорить о времени назначения, то для подобного суждения, вероятно, могли найтись основания. Научным работником тридцатилетний президент действительно не был. Но сегодня мы знаем, как важны в науке умелые администраторы, без которых порой невозможна плодотворная деятельность собственно ученых. Судя по первой официальной речи, произнесенной в академии 31 мая 1889 г., Константин Константинович видел в своем назначении прежде всего большой круг забот и заверял академиков в намерении "всегда быть верным долгу" . Проявлять это качество ему довелось много раз.

В самом начале деятельности великий князь поставил перед собой несколько задач. Первой была задача сделать академию, так сказать, более российской. Что это означало? Напомним, что своего рода предвестником академии был институт, основанный по поручению Петра I пленным шведским пастором Глюком для обучения россиян иностранным языкам. Пиетет перед всем иностранным перешел и в академию. Но уже во времена М.В.Ломоносова нельзя было считать россиян лишь добросовестными учениками заморских мудрецов. Константин Константинович стремился к тому, чтобы в стенах этого научного учреждения появлялось больше ученых с российскими именами. В том было не только проявление патриотизма. Константин Константинович считал, что отечественные исследователи объективно могут очень много сделать для развития российской экономики и культуры.

Финансы Академии наук новый президент застал в расстроенном состоянии. Получение средств для нее сделалось постоянной его заботой. Добиваться ассигнований оказалось весьма нелегким делом. И все же великому князю удавалось вести успешные диалоги со строгими министрами финансов.

Во времена президентства Константина Константиновича появились так называемые постоянные междуведомственные комиссии. В их состав входили ученые академии, представители различных ведомств. Они пытались связать, как бы сказали сейчас, фундаментальные и прикладные научные исследования. Эти комиссии порой располагали определенными бюджетами (средства поступали от ведомств), имели свои издания.

Тогдашняя Академия наук находилась в подчинении правительства. Это обстоятельство имело и свои положительные стороны, и недостатки. Обсуждение размеров ассигнований на науку шло в Бюджетной комиссии Государственной думы, в правительстве. Министерстве народного просвещения. В каждой из этих инстанций президенту требовалось доказывать необходимость увеличения средств. Но хлопоты не всегда заканчивались успешно. И тогда откладывались уже подготовленные экспедиции, стопорился выход в свет научных трудов. Так произошло, например, с масштабным проектом строительства Ломоносовского института. Он замышлялся как крупный научный центр в области изучения химии, физики, минералогии. Но переговоры с финансовым ведомством и особенно с петербургскими властями оказались делом весьма трудным. Они растянулись на годы, и президенту так и не удалось добиться осуществления проекта.

Вскоре после назначения президентом Константин Константинович занялся вопросом об изменении Устава Академии наук. Этого требовали сами ученые. Для работы была предложена демократичная процедура: академикам разослали действовавший в то время Устав 1836 г. с просьбой высказать свои суждения, замечания, пожелания. Собранные мнения, по замыслу президента, предполагалось учесть в проекте нового устава. Предложения ученых поступили. Однако, как оказалось, каждый из академиков высказывал идеи, касавшиеся в основном его узкоспециальной сферы деятельности. При всей их полезности общей картины получить не удалось. Поэтому процедуру кардинального изменения устава отложили. На долгие годы был избран путь частичных его изменений. Упреки в адрес нового президента в нерешительности при работе над новой редакцией устава академии вряд ли были обоснованными. Тем более что он и позднее не раз проявлял инициативу, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки.

К работе над новым уставом вернулись через 10 лет. Группа ученых вновь поставила этот вопрос перед Общим собранием. Образованная в 1902 г. из числа академиков специальная комиссия опять пришла к выводу о целесообразности лишь частичных изменений. Споры велись в основном о порядке избрания в состав академии, о некоторых сторонах ее самоуправления. Что же касается прав и обязанностей первенствующего, как тогда выражались, научного сословия, то комиссия посчитала их достаточно ясно определенными и в прежней редакции устава.

Будучи человеком в основном гуманитарного знания, Константин Константинович из естественных наук тяготел больше всего к тем, которые можно назвать романтическими, – к астрономии и географии. Он содействовал открытию ряда обсерваторий. Строительство, например, одной из них – Одесской – велось в том числе и на его личные средства. Благодаря содействию великого князя состоялись известные экспедиции: Полярная под руководством Э.В.Толля, а также на Шпицберген, на Новую Землю, в Монголию, в Семиречье и др. Возможно, здесь сказалась любовь к путешествиям и самого президента. Он побывал на Русском Севере, в Греции и Италии. Увлекался странствиями в годы службы на флоте.

Венцом усилий Константина Романова по соединению академической науки с нуждами страны стала Комиссия по изучению естественных производительных сил. В последующем ее работа не раз получала практически единодушную оценку научного сообщества. Константин Константинович благоговейно относился к памяти выдающихся российских ученых. Он хлопотал о сохранении мест, связанных с именами М.В.Ломоносова, Екатерины Романовны Дашковой.

Каким только начинаниям не довелось содейстовать президенту Академии наук – от проведения первой Российской переписи населения до уникального издания, посвященного истории русской одежды. Иной раз ему приходилось брать на себя хлопоты, как будто не относящиеся к академии, но очень важные для науки, будущности страны. Таким был, например, вопрос о строительстве первого российского ледокола для Арктики. Инициативу адмирала С.О.Макарова Морское министерство встретило отказом. В ту пору, однако, во многих странах стремились к освоению богатств Севера. Друг Макарова норвежец Ф.Нансен уже совершал свои смелые путешествия. Россия же, будучи, по существу, одним из самых заинтересованных государств, не имела надежного доступа в северные широты. Обращаясь к Константину Константиновичу, адмирал Макаров рассчитывал на активную помощь. Известно было, что тот унаследовал от своего отца, морского министра, любовь к морю, ответственность, упорство (напомним, что именно Константину Николаевичу ценой громадных усилий удалось довести до разрешения вопрос об отмене крепостного права).

Адмирал не ошибся. По воспоминаниям Макарова, его приняла и поддержала мать Константина Константиновича – великая княгиня Александра Иосифовна. На заседании Академии наук лекции С.О.Макарова и Ф.П.Врангеля прошли с большим успехом. Далее Константин Константинович почти незамедлительно предпринимает следующий шаг: в своей резиденции в Мраморном дворце он собирает Географическое общество, председателем которого являлся, приглашает сюда видных сановников, включая министра финансов С.Ю.Витте, а также Д.И.Менделеева. Здесь требовался немалый такт, поскольку великий химик был в натянутых отношениях с академией, не избравшей его в свои члены. Но Дмитрий Иванович обладал большим влиянием на Витте в делах финансирования промышленности. Сергей Юльевич в своих мемуарах не поскупился на превосходные эпитеты в отношении Константина Константиновича (говоря о нем "почтенный, благородный, в полном смысле "великий князь" ), но он не был бы министром финансов, если бы не скупился на средства. И все же ледокол "Ермак" сломал первый лед – сказалась поддержка академии и Д.И.Менделеева. Были-таки найдены средства на строительство корабля.

Принадлежность самого президента как почетного академика к разряду (отделению) изящной словесности влияла, видимо, на линию его поведения: при решении дел он предпочитал совещательный стиль, всячески избегал приказывать. Если и был несогласен с принимаемыми самими учеными решениями, то позволял себе, как крайнюю меру, записать свое особое мнение в журнале заседаний. О его деликатности свидетельствует и такой известный эпизод: Константин Константинович увидел на выставке, как ему показалось, недочет в картине И.Е.Репина, указал на это автору. Илья Ефимович в довольно резкой форме стал отстаивать свою правоту. Пришлось извиниться... великому князю.

Патриотическая ориентация Константина Романова нашла отражение в его стремлении видеть российскую науку достойной и неотъемлемой частью науки мировой. При личной поддержке президента Российская академия вошла в состав Международного союза академий, Международной комиссии по исследованию Солнца и иных мировых научных организаций.

Двенадцатый президент был далеко не только почетным лицом: он много работал, начиная свой трудовой день очень рано в тихом кабинете еще безлюдного здания академии. Запись в дневнике отчетливо показывает его натуру: "Мне живется необыкновенно счастливо; я наслаждаюсь всеми силами души своей деятельностью". Правда, труд организатора науки оставлял все меньше времени для музы, а ведь служение литературе он считал делом жизни.

В 1899 г. в связи со столетием А.С.Пушкина академия возродила существовавший при Екатерине II Разряд изящной словесности. Так что наука и искусство как бы воссоединились в судьбе президента Академии наук.

* * *

Первые поэтические произведения, подписанные инициалами К.Р., стали появляться в журналах с 1882 г., когда автору было 24 года. И сегодня стоит задаться вопросом: что побудило его публиковать их? Ведь в случае творческого неуспеха при столь обязывающем титуле мучительно было бы оказаться объектом едких замечаний или даже насмешек критиков. Молодой автор довольно долго ждал, что его заметят, – суждений по поводу его стихов поначалу было мало. Первая довольно крупная работа Д.Михайлова "Лирика К.Р.", находящаяся в Исторической библиотеке в Москве в единственном экземпляре, по сей день, как удалось убедиться, остается с неразрезанными листами. Со временем отзывы стали более частыми. Тем не менее, автор сам искал и находил критиков, в объективность которых верил. Это известные своей требовательностью и талантом И.А.Гончаров, Н.Н.Страхов. С особым волнением он ждал писем с московской Плющихи от А.А.Фета, которого избрал своим наставником. И действительно – тон поэта в переписке с К.Р. был назидательным и требовательным, но исполненным одновременно доброжелательности и чуткости.

Когда мнения расходились, Константин Константинович обращался к новым отзывам. К.Р. писал в письме к известному литературоведу Я.К.Гроту: "На третейский суд был мною позван А.Н.Майков". И просит самого Я.К.Грота высказывать свое мнение "откровенно, строго и беспристрастно" .

По творческому почерку К.Р. был особенно близок к А.А.Фету, и тот, вероятно, не случайно шутливо называл в переписке с К.Р. себя бабушкой, а его – внучкой. К творческому взаимопониманию добавилась и большая человеческая симпатия. Последнее свое предсмертное стихотворение А.А.Фет обратил и посвятил великому князю. Как и Фет, К.Р. был убежденным лириком, он оставил следующее назидание поэту:

Любовь – твое да будет званье,

Проникнись ей – и песнь твоя

В себя включит и все страданье,

И все блаженство бытия.

И сам старался ему следовать. В публикации газеты "Новое время" за 1915 г., где подводился как бы итог сделанному Константином Константиновичем, можно прочитать, что он, "чуждый гражданских мотивов, не ставит перед собой задачи отражения современности и всего того, что злободневно и модно" . Думается, что если бы Константин Константинович ставил перед собой подобные задачи, то при своем положении он легко мог оказаться рифмующим политиком, а не поэтом. Лирика была для него и разумным выбором, и потребностью души, и результатом, может быть, особенно серьезного отношения к призванию поэта:

Я всю любовь, все лучшие стремленья,

Все, что волнует грудь в ночной тиши,

И все порывы пламенной души

Излил в свои стихотворенья.

С годами творческие возможности К.Р. расширились – появились большие поэмы, драматургические произведения, переводы – из Гете, Шиллера, Шекспира. Он решился перевести шекспировского "Гамлета", что уже само по себе было смелостью, если вспомнить его предшественников на этом пути: А.П.Сумарокова, Н.А.Полевого, П.П.Гнедича. Как знать, не побудило ли Константина Романова к этому смелому шагу ощущение себя постоянным внутренним собеседником принца датского с его мучениями над вечными вопросами человеческого бытия? Специалисты отмечают особую близость К.Р. к оригиналу, и никто из них не обошел вниманием большой труд историка и литературоведа, вложенный переводчиком в комментарии к работе. Итогом литературных занятий К.Р. стало трехтомное собрание его сочинений.

Приверженность Константина Константиновича к изящной словесности не мешала ему и в этой области оставаться "организатором науки". Идея создания Пушкинского дома – в последующем Института русской литературы – была им выношена и выстрадана. Он был сторонником того, чтобы Пушкинский дом в Петербурге, как и памятник Пушкину, создавался на собранные средства. К.Р., безусловно, хорошо представлял себе трудности, которые могли бы возникнуть, если бы приходилось рассчитывать только на казну.

Выдвинув идею, президент Академии наук приложил немало усилий для ее реализации. Он, прежде всего, взял под свою непосредственную опеку организацию спектаклей, благотворительных вечеров, концертов, сбор от которых направлялся на поставленную цель. Множество и иных организационных задач пришлось решить, прежде чем знаменитый Дом открыл свои двери. С неустанной добросовестностью трудился Константин Константинович в качестве одного из экспертов, оценивающих произведения, присылаемые на соискание Пушкинских премий. Его разборы были тщательны, исполнены благожелательности и требовательности, даже если авторами оказывались начинающие поэты-гимназисты. Он с особой бережностью и требовательностью подходил к чистоте русского языка, выступая против насыщения его иностранными словами.

Не только профессиональный интерес к литературе сделал Константина Константиновича активным помощником тех, кто создавал для России и мира духовные ценности. Он был увлеченный музыкант, и хотя оставался любителем, но занимался даже композицией. Был и заядлым театралом, артистом-любителем, обязавшим всех чад и домочадцев участвовать в домашних спектаклях. Но и тут мир увлечений и труд организатора очень часто соединялись между собой: президент Академии наук принял большое участие в судьбе Музея театрального искусства в Москве, созданного А.А.Бахрушиным. Именно академии был завещан дар основателя, и она взяла на себя все хлопоты о дальнейшей судьбе музея. Четыре года шла переписка основателя музея и президента академии, в которой тщательно прорабатывались все детали его будущего статуса и устройства. Торжественный акт передачи музея академии в 1913 г. достойно увенчал их усилия, благодаря которым его не постигла участь других коллекций, распавшихся, оставленных в небрежении. А ведь отказ Московской думы, куда вначале обратился А.А.Бахрушин, в принятии музея сулил и этому уникальному собранию подобную судьбу.

Познав, пусть как любитель, труд артиста, Константин Константинович относился с большим уважением к этому роду деятельности. Для участия в его спектаклях приглашались и профессионалы. С Сарой Бернар, приезжавшей на гастроли в Россию и пользовавшейся особым успехом в необычной для женщины роли Гамлета, он даже совместно репетировал.

Тесные отношения связывали Константина Константиновича с великими музыкантами его времени – А.Г.Рубинштейном, А.К.Глазуновым и особенно – с П.И.Чайковским. Контакты с А.Г.Рубинштейном были и художническими и деловыми, коль скоро и сам Антон Григорьевич являлся организатором консерватории. А.К.Глазунов писал музыку к произведениям поэта К.Р., а как член академии, близко знавший президента, весьма высоко оценивал его человеческие качества. Романсы на стихи К.Р. писали Р.М.Глиэр и А.А.Оленин. Сам он также, пробуя силы в музыке, написал шесть романсов, которые исполняла известная тогда оперная артистка Е.А.Лавровская. Чайковский создал на стихи К.Р. цикл из шести романсов и собирался работать над еще одним циклом. Менялись времена, нравы, вкусы, но кто не замирал при звуках романса "Растворил я окно", ставшего венцом совместного труда великого композитора и тихого поэта, укрывшегося за инициалами К.Р.

Интересны их творческие советы друг другу. Например, Константин Константинович рекомендовал Петру Ильичу написать оперу на сюжет повести Пушкина "Капитанская дочка". Их переписка, сданная в архив Академии наук, вобрала в себя 23 письма поэта и 31 письмо композитора . Константин Константинович не раз приглашал Чайковского к себе домой на Миллионную, 5, в Мраморный дворец, особенно во время музыкальных вечеров .

Любовь к музыке, театру, драматургии, соединившись с обязанностями организатора и опекуна, науки, побудила Константина Константиновича содействовать развитию театроведения и истории театрального искусства. По его инициативе сначала в Павловске, который все более превращался в летний культурный центр, а затем и в других местах стала появляться особая форма театральной жизни, сочетающая досуг и просвещение. Это были представления, которым предшествовали лекции по истории драматургии и иным искусствоведческим дисциплинам. Вообще он был большим сторонником научного просветительства. Особый энтузиазм и поддержку вызывали у него выставки, посвященные юбилейным датам великих литераторов, ученых, что позволяло привлечь к их наследию внимание широкой публики и особенно молодого поколения.

Будучи почетным академиком по Разряду изящной словесности, Константин Константинович сколько мог сторонился литературных междоусобиц, хотя имел, конечно, свои вкусы и предпочтения. Состав тогдашней академии по этому разряду вызывал своим разнообразием удивление даже за границей – в списках соседствовали такие разные фигуры, как Константин Романов и Лев Толстой. Правда, при всей разнице внимательный психолог уловил бы и сходство их натур: оба по большей части не осуждали людей, а жалели их. Софья Андреевна Толстая не раз вспоминала, как, видя ее, великий князь декламировал стихи А.А.Фета. посвященные ей . Стоит отметить, что президент академии взялся на нелегкий по тогдашним временам труд отстаивать право Академии наук выпускать свои книги без цензуры.

Хотя наука и литература достаточно тесно взаимодействовали в занятиях Константина Константиновича, работа оставляла все меньше сил для поэзии. Писать удавалось главным образом на отдыхе в подмосковном Осташеве. Подтачивала силы и болезнь, заставляя предпочитать всякому иному отдыху лечение на водах за границей.

То, что делал Константин Константинович для науки и литературы, диктовалось осознанием своего долга не только в служебном, творческом, но и в гуманистическом смысле. Он горячо интересовался людьми – их судьбами, условиями жизни. Примеров тому можно привести немало. Скажем, когда готовилось празднование столетия со дня рождения Пушкина, за множеством мероприятий Константин Константинович не забыл исхлопотать увеличение пенсии дочери поэта Марии Александровне Гартунг. Великий князь добился создания специального фонда помощи нуждающимся литераторам и ученым, причем такого, размеры которого не зависели бы всякий раз от текущего положения с финансами. Он исхлопотал значительные единовременные ассигнования – по тем временам сумма в 50 тыс. рублей была весьма весомой, банковские проценты от нее и составляли распределяемую часть фонда.

* * *

При первом взгляде на крупные, правильные черты лица К.Р. может возникнуть представление о человеке строгом, даже суровом. Но стоит приглядеться внимательнее – и свидетельством характера кажется едва ли не страдальческая складка губ, задумчивый взгляд.

Существует 66 книжек его дневников, сданных на хранение Академии наук с завещанием предать гласности не ранее чем через 90 лет. Оно было нарушено на рубеже 30-х годов, однако в печати появились лишь краткие фрагменты. И все же дошедшего до нас достаточно, чтобы сказать: Константин Константинович относился к сложным незаурядным натурам. Складом характера он, как считают, был похож на мать, происходившую из Саксонии – той части Германии, где, по мнению историков, традиционно было сильно славянское духовное влияние. Он был человеком эмоциональным, как это свойственно художническим натурам, за что ему, видимо, даже пеняли более рациональные родственники. Но К.Р. умел и властвовать собой.

Константин Константинович был человеком религиозным и, если исходить из его творчества, видел в религии отражение истории, философского поиска. Через многие годы после его смерти стало известно, что он собирался уйти в монашество и даже просил на это разрешение Александра III, но тот отказал.

Суета и суетность его всегда раздражали, и свое желание часто уезжать из столицы он объяснял стремлением быть подальше от "столичных дрязг, светской мелочности, пустых разговоров" . "Я баловень судьбы", – писал о себе К.Р. в одном из стихотворений. Считать так он мог по разным причинам – и потому, что многое было дано ему от рождения, и потому, что судьба его долго щадила от жестоких личных ударов, и потому, что он не прошел тяжкого испытания большой властью. Та же, которая была ему дана, оказалась по его душевным силам.

Судьба все же нанесла ему тяжкий удар – умер в тягчайших мучениях на фронте в 1914 году один из его сыновей, погиб зять.

* * *

Великий князь был подлинным патриотом, умел говорить о Родине тихо и проникновенно. Вот строки, написанные им в восхитившей его Италии:

В уме столпилось столько впечатлений,

И вздохом я вздохнул таким,

Каким вздохнуть один лишь русский

Когда его тоска по родине изгложет

Недугом тягостным своим.

Константин Романов был военным человеком. Он служил в армии смолоду, отдавая тем самым дань традиции. Задолго до мировой трагедии, сокрушившей и его, он написал цикл стихотворений, оказавшихся для многих неожиданным и проливающим свет на его отношение к делам военным. Наиболее известны стихи "Уволен", "Умер". Оба они – об участи простых солдат. Вот строки из стихотворения "Умер":

Полк о кончине его известили –

Хлопоты с мертвым пошли:

В старый одели мундир, положили

В гроб и в часовню снесли.

К выносу тела к военной больнице

Взвод был от нас наряжен...

По небу тучи неслись вереницей

В утро его похорон.

Выла и плакала снежная вьюга

С жалобным воплем таким,

Плача об участи нашего друга,

Словно рыдая над ним.

Близки к этому произведению по духу и содержанию стихи о больном матросе в чужом порту. Стихотворение "Бедняга" стало народной песней.

Будучи главным начальником военно-учебных заведений (должность как бы совмещалась с должностью президента Академии наук), Константин Константинович старался внести в жизнь этих учреждений больше гуманности. Он пытался проверить все, что называется, на себе: как живут, как питаются учащиеся. В своем дневнике он записывает: "Я сел за стол прямо с юнкерами кавалерийского училища" . Его критиковали за излишнюю доброту и доступность в этих поездках, дело доходило даже до упреков в том, что он балует воспитанников, "приучает их к свободному отношению с представителями высшей власти и умаляет значение этой власти" . Подобным роялистам, большим, чем сам король, было далеко до того, чтобы понять чувства человека, который был сам отцом шестерых сыновей.

Война застала Константина Константиновича на лечении за границей. По дороге домой тяжело больной человек должен был мучительно добираться в расположение русских войск. Воевали страны, каждая из которых была для него по-своему далеко не безразлична.

С началом войны деятельность великого князя как президента академии во многом оказалась ограниченной – средств на мирную науку было мало и испрашивать их не имело смысла. Муза почти замолкла. Замечали перемену настроения – меньше стало тонкого юмора, заразительной энергии, всевозможных затей.

Потеряв сына Олега, обещавшего стать литератором, Константин Константинович с новой силой оценил дружбу своей сестры Ольги – королевы эллинов, которая в годы войны приняла на себя нелегкий труд хирургической сестры. От нее он не скрывал душевной тоски, чувства обреченности.

Все свои рукописи и архив, дорогие ему реликвии – перстень А.С.Пушкина, перо А.А.Фета, две картины работы задушевного друга поэта Я.Н.Полонского – Константин Константинович завещал Академии наук.

* * *

С 1915 по 1917 г. у Российской академии наук президента не было. Закончилась одна ее история, начиналась другая.

Как ни странно, на российском престоле начиная с 19-го века русских людей не было. Были немцы, женившиеся чаще всего на немецких принцессах. Не был исключением и Романов (1858-1915).

Детство

В семье Константина Николаевича и Александры Иосифовны (принцесса из г. Альтенбурга) родился в августе 1858 г. второй сын, которого нарекли Константином. Он сразу же был награжден высокими орденами и зачислен во всевозможные полки.

Прекрасные манеры и прививать не требовалось - они впитывались обращением с ним его всевозможных воспитателей, вначале нянечек всякого рода, а затем учителей, дававших ему домашнее образование. Историю ему преподавали наши лучшие историки, словесность - цвет нашей литературы - И.А. Гончаров и Ф.М. Достоевский.

Константин Романов хорошо разбирался в музыке благодаря блестящему теоретическому и практическому образованию в этой области. Но готовили его по семейной традиции к морской службе. Он серьезно обучался по программе Морского училища.

Юность

Служа с 16 лет гардемарином на фрегате «Светлана», Константин Романов совершил двухгодичное плавание по Атлантическому океану и Средиземному морю, а затем сдал экзамен и получил звание мичмана. Он также участвовал в войне 1877-1878 между Россией и Османской империей и за доблестную службу получил награду - орден св. Георгия 4 степени. В это время он уже начал писать стихи. Далее его звания повышались, но позже, в 1882 году, был переведен в сухопутное ведомство и, получив отпуск в 1883 году, познакомился с шестнадцатилетней принцессой Елизаветой, которая через год станет его женой. Поэт посвятил ей лирические строки, в которых и светила луна, и песней заливался соловей, и приходило вдохновение.

Свадьба состоялась в 1884 году. Будучи на 9 лет старше, муж хотел воспитать из юной девушки поклонницу лирической поэзии и музыки, но Елизавета Маврикиевна, усердно изучая русский язык и любя мужа, была женщиной дюжинной. Она не стала духовно близка своему поэтическому супругу. Ее интересовали дворцовые новости, сплетни при нем. Молодая пара жила в Стрельне, в Мраморном дворце. У них родилось шесть сыновей и три дочери, и свое призвание молодая женщина нашла в воспитании детей, так и не найдя точек соприкосновения с мужем.

Зрелые годы

Духовно близкой августейшему поэту оказалась жена его двоюродного брата и друга, впоследствии московского генерал-губернатора. Брат очень тонко ценил дар Константина и поддерживал его на этом поприще. Сергею Александровичу посвящены 4 стихотворения, а его женой Елизаветой Константин Романов бескорыстно любовался, посвящая ей проникновенные строки, в которых звучит восторг перед ее совершенством.

Она была прекрасна и душевно, и внешне. Судьба ее закончится трагически вместе с тремя сыновьями Константина. Они погибнут, сброшенные заживо в шахту в Алапаевске в 1918 году. Но это все в далеком будущем, а пока старшему сыну князь Романов пишет нежную колыбельную. Несмотря на свой поэтический дар и желание отдаться ему сполна, Константин Константинович Романов нес службу во славу Родины, куда бы его ни поставили. Он трепетно относился к долгу, который выпал на его долю. В его жилах струилась царская кровь, и он был баловень судьбы, как он сам писал, и верно и честно служил трем императорам, при которых прошла его жизнь - Александру II, Александру III и Николаю II.

Стихи Константина Романова

Конечно, к вершинам нашей поэзии их отнести нельзя, но лирическим даром и вкусом поэт обладал. В задумчивости он мог листать и новые сборники поэтических строк Фета, и семейные альбомы.

На фото - Константин Романов, отдыхающий от служебных дел. А писать стихи он начал рано, и когда ему исполнилось 24 года, из печати вышли его первые стихотворения под псевдонимом К.Р. Он раздарил сборник друзьям, родственникам и знакомым. Подписываться полным именем члену царствующего дома было невозможно, но все знали, кто является автором поэтических сборников со скромными инициалами К.Р. Разносторонне одаренный, он писал критические статьи и историческую драму, сделал перевод «Гамлета» с комментариями, которому посвятил десять лет жизни. А его многочисленные лирические миниатюры служили источником вдохновения нашим лучшим композиторам. Особые отношения сложись с П. И. Чайковским, посвятившим князю Константину оперу «Опричник» и Второй струнный квартет. Романсы Чайковского - их четыре - на слова К.Р. имеются в репертуаре наших лучших исполнителей. Часто встречаясь с князем Константином, Чайковский характеризовал его как обаятельного человека. Оценил Чайковский и его музыкальную одаренность, ум и скромность. Сам же Константин Романов писал романсы на стихи В. Гюго, А.К. Толстого,

Заключение

Как бы предчувствуя испытания, которые будут посланы и ему, и его семье, за 15 лет до смерти он написал «Когда креста нести нет мочи…», надеясь, что всех помилует Господь и даст и милость, и любовь. Но сам скончался, не пережив гибели сына Олега на полях мировой войны, в возрасте 56 лет. А семья частично погибла под Екатеринбургом, частично попала в эмиграцию после 1917 года.

Когда креста нести нет мочи,
Когда тоски не побороть,
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву дни и ночи,
Чтобы помиловал Господь.
К. Р.

Великий князь Константин Константинович И.Е.Репин

Великий князь Константин Константинович Романов был вторым сыном великого князя Константина Николаевича Романова.

Константин Константинович родился 10 августа 1858 года. Как и все романовские дети, Костя получил прекрасное домашнее образование. Отец, сам моряк, начал и сына готовить к морской службе. В 16 лет он был произведен в гардемарины и в 1876 году на фрегате «Светлана» в составе русской эскадры отправлен в двухгодичное плавание к берегам Нового Света, в Сингапур, Японию и Китай.

Великий князь Константин Константинович

Великий князь Константин Константинович

Когда началась русско-турецкая война 1877—1878 годов, Константин Константинович в бою под Силистрией на Дунае потопил турецкий корабль, за что был награжден Георгиевским крестом IV степени. Потом были еще плавания и дальние походы по морям и океанам, пока в 1882 году его не перевели в гвардию. Морская карьера великого князя закончилась. Почему так случилось - неизвестно. Может, у него были особые планы на этот счет. Мы не знаем. Так или иначе, но в 1891 году он становится командиром лейб-гвардии Преображенского полка. В 1900 году генерал-адъютант великий князь Константин Константинович становится главным начальником всех военно-учебных заведений России, а чуть раньше - в 1889 году - он был назначен на должность президента Академии наук.

Фотограф А.Пазетти «Великий князь Константин Константинович» 1878-82.

Константин Константинович был образованнейшим человеком того времени, был отличным пианистом и пользовался широкой известностью как поэт. Подписывал он свои стихи инициалами К. Р. - Константин Романов. В то время его стихи в определенных кругах пользовались популярностью. Так, песня «Умер бедняга в больнице военной» на слова К. Р. считалась народной.

Константину Константиновичу это необычайно льстило. «Меня называют лучшим человеком в России», - самодовольно писал он. «А между тем самолюбия у меня - неисчерпаемая бездна. Все мечтаю, что и меня когда-нибудь поставят наряду с великими деятелями искусства», - строил воздушные замки великий князь. Он преклонялся перед творчеством Достоевского и даже встречался с ним несколько раз. «Он относился ко мне с расположением, и помню, как однажды предсказал мне великую будущность», - бахвалился К. Р. Несомненной заслугой великого князя является создание Пушкинского дома в системе Академии наук. А еще он увлекался музыкой и дружил с композитором Чайковским.

Александр Леонтовский «Портрет великого князя Константина Константиновича президента Императорской Академии наук» 1906

Константин Константинович отлично знал языки и пробовал себя в переводе - переводил «Гамлета» Шекспира и «Мессианскую невесту» Шиллера. Над первым переводом он работал более десяти лет.

В 1897 и 1899 годах в любительском театре были поставлены отрывки из пьесы, и сам К.Р. исполнил роль Гамлета.

Софья Ивановна Юнкер-Крамская «Великий князь К.К. Романов в роли Гамлета» 1887

А полностью пьеса была поставлена в феврале 1900 года на сцене Эрмитажного театра, и осенью этого же года - в Александринке.
Нужно отметить, что до перевода Пастернака «Гамлет» в переводе К.Р. являлся самым лучшим. Хотя, как пишут Элла Матонина и Эдуард Говорушко в своей книге "К.Р." из серии "ЖЗЛ", он «даже самому себе стыдился сознаться, а не только сказать кому-то, что не понимает Шекспира». В своем дневнике Великий князь писал: «Начал читать «Отелло». Некоторые места покоряют умом и художественностью. Прекрасно! Но в остальном не нравится. Возможно, я не дорос до Шекспира, во всем виновата моя недоразвитость».

Великий князь Константин Константинович в роли Моцарта

В сценическом костюме

Последним крупным произведением К.Р. является драма в стихах “Царь Иудейский” (1913), ее содержание представляет собой изложение в поэтической форме событий последних дней жизни Христа, вступление его в Иерусалим, казни и воскресения. Однако разрешение на ее публичный показ не дали, и Константин Константинович сам поставил ее в Эрмитажном театре в 1914 году и сам же в ней сыграл вместе с сыновьями Иоанном, Константином и Игорем.

В 1884 году К. Р. женился на принцессе Елизавете Августе Марии Агнессе Саксен-Альтенбургской. Она была праправнучкой императора Павла I и, соответственно, приходилась Константину троюродной сестрой.

Они познакомились в Альтенбурге, куда великий князь приехал на похороны ее сестры. Константин записал в своем дневнике: «Я на нее посматривал. Странное дело, я заметил в ней, что похожа на принцессу Валийскую, которую так люблю. Подойти к ней, я думал, нельзя, и грустным голосом невольно говорил смешные вещи.Итак, с ней мы сказали всего два-три слова. На прощание она опять посмотрела на меня как-то особенно и крепко сжала мою руку… Вошел ко мне дядя Эрнест. Я говорил ему про впечатление, сделанное на меня Елизаветой. Он довольно хладнокровно к этому отнесся. Впрочем, ответил, что лично не имеет ничего против моего брака с Елизаветой».

Это знакомство стало решающим в выборе Константина, и он «изъявил желание» стать женихом принцессы Елизаветы. Однако родители принцессы были не согласны.

Принцесса Августа Саксен-Мейнинген ская и принц Мориц (Маврикий) Саксен-Альтенбур гский

Родители Елизаветы Маврикиевны

Они боялись деятельности террористических организаций, одной из которых в этой «варварской стране» был убит император Александр II (чего доброго, и жениха прихлопнут как муху), они имели в виду и неудачную семейную жизнь матери Константина - Александры Иосифовны (Елизавета приходилась ей двоюродной племянницей). Однако Константин проявил завидную настойчивость, и родители дали согласие на их брак. К тому времени великий князь уже уехал в Россию, и невеста послала ему шифрованную телеграмму: «Пианино куплено». Это означало, что Константин может приехать в Альтенбург официально просить ее руки.

«Ты полюбила, — я любим тобою,
Возможно мне, о друг, тебя любить!
И ныне песнью я зальюсь такою,
Какую ты могла лишь вдохновить.»

Елизавета и Константин 1884-85 гг.

Елизавета Маврикиевна в свадебном наряде

По приезде в Россию она стала называться Елизаветой Маврикиевной (остальные Романовы дали ей презрительную кличку - Мавра). Кузен Константина - Александр (будущий император Александр III) вообще называл ее «уродиной». Она так и не приняла православия и всю жизнь оставалась лютеранкой. Константину казалось, что с этой женщиной он найдет семейное счастье, в их доме будет тепло и уютно.

Он ласково называл ее Лилинькой и грезил, что найдет в жене душевного друга. Но великий князь жестоко ошибся. Мавра оказалась существом простым, приземленным, была она немного глуповата и ничем, кроме будничных дел, сплетен и воспитания детей, не интересовалась. «Со мною у нее редко бывают настоящие разговоры. Она обыкновенно рассказывает мне общие места. Надо много терпения. Она считает меня гораздо выше себя и удивляется моей доверчивости. В ней есть общая Альтенбургскому семейству подозрительность, безграничная боязливость, пустота и приверженность к новостям, кажущимся мне не стоящими никакого внимания. Переделаю я ее на свой лад когда-нибудь?» - вопрошал Константин.

Великий князь Константин Константинович и великая княгиня Елизавета Маврикиевна

Константин изо всех сил пытался увлечь жену высокими темами, поэзией, литературой вообще. Ни в пень колоду! Когда Константин однажды читал ей Достоевского (по-немецки, по-русски она не говорила и не понимала), стараясь донести до нее смысл «Преступления и наказания», он заметил, что она задремала. Для него это было потрясением. После этого случая просветительские занятия с Маврой закончились. Она не выказывала к ним никакого интереса, а он больше и не навязывался. Тем не менее, она родила Константину шестерых сыновей - Иоанна, Гавриила, Константина, Олега, Игоря и Георгия, а также трех дочерей - Елену, Татьяну и Ольгу. Всего девять детей. В этом было призвание Елизаветы Маврикиевны - рожать детей, а не слушать заумные речи мужа.

Семья великого князя Константина Константиновича

Дети Константина Константиновича (почтовая открытка).

Рамка для фотографий детей, работы Фаберже

Константина Константиновича можно было бы назвать счастливым отцом семейства и хорошим семьянином, но в его жизни была одна постыдная тайна - он был гомосексуалистом! Откуда мы это знаем, раз он не афишировал свои наклонности? Из его же дневников! Он вел их всю жизнь и перед смертью завещал Академии наук, с тем, чтобы они были обнародованы не раньше чем через 90 лет. Однако история распорядилась иначе - в 1917 году, всего через два года после кончины великого князя, к власти в России пришли большевики, и тайное стало явным.

Константин Константинович хотел быть не таким, как все: он и необыкновенный поэт-лирик, он и сочинитель пьес по библейским мотивам, и переводчик Шекспира, и руководитель Академии наук, и прочая, и прочая. Вспомним его слова: «Меня называют лучшим человеком в России». Он вполне искренне себя таким и считал!

В юности Константин придерживался убеждения, что вступить в половой контакт с женщиной можно лишь после брака. Однако все случилось не по его правилам. В 1877 году он на фрегате «Светлана» прибыл в Нью-Йорк. Тогда Костя посетил публичный дом и в свои неполные 19 лет стал мужчиной. Случившееся в публичном доме не понравилось Константину. «Я не ощущал никакого сладострастия», - записал он в своем дневнике. С тех пор он ни разу не прикоснулся к женщине вплоть до своей женитьбы в 26 лет.

Ему нравилась мужская компания. Сильные, волевые мужчины вызывали у него восторг и уважение. С годами эта притягательность не проходила, мужчины стали нравиться Константину все больше и больше, но уже как возможные партнеры по сексу. Он знал, что это нехорошо и обычно квалифицируется как содомия. И тем не менее, не смог устоять. Однажды ночью во время кругосветного плавания он «сблизился больше допустимого» с одним офицером. На флоте во время дальних плаваний из-за отсутствия женщин, если уж было невтерпеж, кое-кто грешил педерастией; это было допустимо, хотя и плохо. Константин испытал угрызения совести, собственной греховности и просил Господа Бога простить ему эту слабость.

Когда креста нести нет мочи,
Когда тоски не побороть,
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву дни и ночи,
Чтобы помиловал Господь.

Но если вслед за огорченьем
Нам улыбнется счастье вновь,
Благодарим ли с умиленьем,
От всей души, всем помышленьем
Мы Божью милость и любовь?

Страх разоблачения заставлял Константина «шифроваться». Он ничего не рассказывал о своих половых пристрастиях родственникам и товарищам по службе. Он втихаря грешил с молодыми банщиками городской или полковой бани (вспомним, что в 1891 году он стал командиром Преображенского полка). Он грешил и каялся одновременно. Вот его дневниковая запись от марта 1894 года: «Последние два месяца я более усиленно боролся с искушениями, бросил сделки с совестью и старался не давать себе повода грешить. А этим поводом для меня была баня; не ходишь в баню, так и не греши, или грешу только мысленно. И вот за обедней в полковом соборе увидел я своего банщика. Заметив его, я поскорее отвел глаза в сторону и боле на него не заглядывал».

Научи меня, Боже, любить
Всем умом Тебя, всем помышлением,
Чтоб и душу Тебе посвятить,
И всю жизнь с каждым сердца биением.

Научи Ты меня соблюдать
Лишь Твою милосердную волю,
Научи никогда не роптать
На свою многотрудную долю.

Всех, которых пришел искупить
Ты Своею Пречистою Кровью, -
Бескорыстной, глубокой любовью
Научи меня, Боже, любить!
1886

Однажды одно происшествие заставило великого князя изрядно переволноваться. В феврале 1894 года к нему, как к командиру Преображенского полка, пришел полковник Катерининов. Он доложил ему о скандальном деле - в педерастии были замешаны молодые подпоручики Рудановский и Сабуров. Рудановский был виноват безусловно, а на Сабурова падало лишь подозрение в противоестественных наклонностях. По неписаным законам того времени они оба должны были быть немедленно удалены из полка. Нравы тогда были строги и бескомпромиссны. Одного лишь подозрения в склонности к «содомскому греху» было достаточно, чтобы навсегда распрощаться с военной карьерой и стать изгоем в армии. Клеймо этого позора смыть было невозможно.

Великий князь Константин Константинович страдал - вышеназванные офицеры стали жертвами моральных норм, а он, может куда более грешный, должен будет их наказать. Тогда он записал в своем дневнике: «И я, подверженный тем же наклонностям, вынужден карать людей, которые не хуже меня. Это тяжело. К тому же я люблю Сабурова и, равно как многие из его товарищей, не верю в его виновность: и вот, как командир полка, оберегая честь общества офицеров, я должен удалить человека менее виновного меня самого. А я, только ради того, что про мой грех ничего не известно, являясь судьею в деле, в которое, может быть, случайно попал невинный. Как это мучительно! И между тем я высказал Катерининову свое решение об удалении из полка обоих названных офицеров совершено спокойно, ни минуты не задумываясь, как будто сам я ни в чем не виновен».

Меня бранят, когда жалею
Я причиняющих печаль
Мне бессердечностью своею;
Меня бранят, когда мне жаль
Того, кто в слабости невольной
Иль в заблужденье согрешит...
Хоть и обидно мне, и больно,
Но пусть никто не говорит,
Что семя доброе бессильно
Взойти добром; что только зло
Нам в назидание взошло.
Больней внимать таким сужденьям,
Чем грусть и скорбь сносить от тех,
Кому мгновенным увлеченьем
Случится впасть в ничтожный грех.
Не все ль виновны мы во многом,
Не все ли братья о Христе?
Не все ли грешны перед Богом,
За нас распятом на Кресте?

В этом его поступке сквозит солидарность с уличенными в педерастии офицерами, но сделать для них ничего нельзя - в противном случае его самого могут заподозрить в этом. И он пошел на сделку с совестью. Он страшно боялся огласки. Константин переживал за себя, за детей, перед которыми ему было стыдно, перед царем, перед знакомыми, которые его уважали. И вот, на пороге его пятидесятилетия, угроза разоблачения его двойной жизни стала реальной.

В декабре 1905 года он получил письмо от капитана Сосницкого, растратившего три тысячи рублей из казны юнкерского училища и, так как он не восполнил растраты, уволенного из армии без мундира и пенсии. Напомним, что князь Константин Константинович был еще и начальником всех военно-учебных заведений страны, и этот случай касался его напрямую. За это Сосницкий решил шантажировать его. Он писал, что растратил деньги «из-за острой нужды», добавив, что с кем не случается греха, «хотя бы с вами». Далее шантажист писал, как однажды летом 1903 года он под вечер приехал в Красносельские бани. «Что там было, вы, верно, помните», - писал он. На следующий день он опять побывал в банях, расспросил пользовавшего великого князя банщика и узнал от него, что за «услугу», оказанную Константину, он получил 20 рублей. Письмо заканчивалось угрозой, что пока он «держит все в секрете», но если это обстоятельство появится в прессе, то великому князю «будет неудобно оставаться на занимаемом посту». В заключение Сосницкий потребовал принять его «для личного разговора».

Константин Константинович, что называется, выпал в осадок. Он долго не мог прийти в себя. Стыд и смущение переполняли его душу. Вот оно - разоблачение! Немного успокоившись, великий князь обдумал сложившуюся ситуацию. Потом проверил рассказ Сосницкого по своим дневникам. Да, он посетил в этот день Красносельские бани, но ничего такого в этот раз не было, и 20 рублей банщику он не давал. Значит, капитан Сосницкий врал. Однако информация о его противоестественных наклонностях где-то все-таки просочилась. Что делать?

Промучившись ночь без сна, великий князь принял твердое решение - шантажиста ни в коем случае не принимать. «Сосницкого я не принял вчера и не приму, никаких мер принимать не буду. Будь что будет», - писал он. Прошел день в томительном ожидании, прошел другой, прошла целая неделя, а публикация в прессе, уличающая Константина Константиновича в гомосексуализме, все не появлялась. Великий князь пребывал в страшном напряжении. Прошел еще и месяц, и он понял, что шантажист оставил свои намерения и отступил. И это пошло ему на пользу - после случая с Сосницким, грозившим ему разоблачением, Константин Константинович ни разу не согрешил.

Осип Браз «Портрет Великого князя Константина Константиновича»

Он умер в 1915 году, не пережив гибели своего сына Олега на фронте в Первую мировую войну.Олег был единственным отпрыском Романовых, который погиб, защищая Отечество.

Князь Олег на смертном одре

В последние годы,1914 г

Великий князь Константин Константинович, талантливый человек и великий грешник, скончался в возрасте 57 лет.

А что же его супруга, Елизавета Маврикиевна? О дурных наклонностях мужа она не знала и даже не догадывалась. Овдовев в 1915 году, она после Февральской революции 1917 года сначала уехала в Швецию, а оттуда в Германию, в свой родной Альтенбург, где и умерла в 1927 году. Их дочь Вера умерла в США в 2001 году, прожив 94 года. Она была последней представительницей ветви Константиновичей, внуков и правнуков императора Николая I Константиновичи ":
Часть 1 - Великий князь Константин Константинович Романов.

"Мучительно размышляю: я грешу, становлюсь все хуже, трепещу Божьей кары, а вместо этого пользуюсь одними Божьими милостями. Мой грех никому не известен, меня любят, хвалял и превозносят не по заслугам, жизнь моя сложилась счастливо, у меня прекрасная жена, всеми ценимая и уважаемая; прелестные дети; наконец, я получаю особую монаршую милость - рескрипт с признанием моих заслуг - моим именем будет названа женская гимназия. Как же не исправиться? " - записал в своем дневнике внук императора. Заканчивалось 14 февраля 1904 года, а поэта, переводчика и драматурга продолжали - как и долгие годы до этого морозного дня - терзать муки совести.

"Меня называют «лучшим человеком в России». Но я знаю, каков на самом деле этот «лучший человек». Как поражены были бы все те люди, которые любят и уважают меня, если бы знали о моей развращенности! Я глубоко недоволен собой".

В чем же состоял, по мнению человека, известного дореволюционной России как К.Р. и как великий князь Константин Константинович Романов , угнетавший его грех?
Интеллигентный, талантливый, тепло относившейся к своей жене отец многодетного семейства пытался и не мог избавиться от влечения к мужчинам.
По меркам нашего времени - не так уж и велика трагедия, но для весьма верующего человека все выглядело совершенно иначе.

Великий князь с семьей в разные годы :

"Жизнь моя течет счастливо, я поистине «баловень судьбы», меня любят, уважают и ценят, мне во всем везет и все удается, но... нет главного: душевного мира.
Мой тайный порок совершенно овладел мною. Было время, и довольно продолжительное, что я почти победил его, от конца 1893-го до 1900-го. Но с тех пор, и в особенности с апреля текущего года (перед самым рождением нашего очаровательного Георгия) опять поскользнулся и покатился и до сих пор качусь, как по наклонной плоскости, все ниже и ниже.
А между тем мне, стоящему во главе воспитания множества детей и юношей, должны быть известны правила нравственности.
Наконец, я уже немолод, женат, у меня 7 человек детей, старшие почти взрослые, и старость уже не за горами. Но я точно флюгер: бывает принимаю твердое намерение, усердно молюсь, простаиваю целую обедню в жаркой молитве и тотчас же затем, при появлении грешной мысли, все сразу забывается, и я опять подпадаю под власть греха.
Неужели же невозможна перемена к лучшему? Неужели же я так и погрязну в грехе?" (28 декабря 1903 года)

Если кто-то подумает, что князь пользовался своим положением главного начальника Военно-учебных заведений, то он будет совершенно неправ. Никакого соблазнения подопечных.

"На душе у меня опять нехорошо, снова преследуют меня грешные помыслы, воспоминания и желания. Мечтаю сходить в бани на Мойке или велеть затопить баню дома, представляю себе знакомых банщиков - Алексея Фролова и особенно Сергея Сыроежкина. Вожделения мои всегда относились к простым мужикам, вне их круга я не искал и не находил участников греха. Когда заговорит страсть, умолкают доводы совести, добродетели, благоразумия" (19 апреля 1904 года)

"Опять, по воспоминаниям прошлых годов, попал под влияние дурных мыслей и соблазнительных мечтаний и представлений. Путь лежал мимо бань. Думал, что, если увижу у наружных дверей банщика, не выдержу и зайду. Сильнейшим образом волновался, все доброе почти было подавлено, почти лишился способности здраво рассуждать, готовый почти без борбы поддаться искушению. Дверь в номера оказалась приотворенной, но банщиков не было видно. Каким-то чудом удержался и проехал мимо.
Надо бы думать, что эта победа над собой должна радовать, но нет; напротив того, я долго потом досадовал на себя за то, что не воспользовался удобным случаем, не зашел". (15 мая 1904 года)

"Я опять отказался от борьбы со своей похотью, не то, чтобы не мог, но не хотел бороться. Вечером натопили мне нашу баню; банщик Сергей Сыроежкин был занят и привел своего брата, 20-летнего парня Кондратия, служащего в банщиках в Усачевых банях. И этого парня я ввел в грех. Быть может, в первый раз заставил я его согрешить и, только когда уже было поздно, вспомнил страшные слова: Горе тому, кто соблазнит единого из малых сих". (23 июня 1904)

Учитывая тот факт, что К.Р. с 1884 года был женат на принцессе Елизавете Августе Марии Агнесе, в России носившей имя Елизавета Маврикиевна, можно было бы говорить не о гомосексуализме, а о бисексуальности, но сам великий князь писал:
"Послал за Яцко, и он был у меня сегодня утром. Я легко вызвал его на откровенность. Странно было мне услышать хорошо знакомые особенности: он никогда не испытывал влечения к женщине и не раз влюблялся в мужчин. Я не признался ему, что по личному опыту знаю эти чувства". (12 сентября 1904 года)

Великая княгиня Елизавета Маврикиевна в разном возрасте

Еще несколько записей, чтобы показать, как воспринимал великий князь ситуацию с ориентацией:

"Еще один день, испорченный дурными мыслями.Это что-то физиологическое, а не одна распущенность и недостаток воли. Бывают дни, когда, если мысли и набегают, легко их отгоняешь; а то нахлынут они - и никак с ними не слажу. Надо не поддаваться, перетерпеть, а там опять станет легче.
Вот, еще день удержался; но молиться не хочется". (30 декабря 1904)

"Дурные мысли тревожат меня сегодня гораздо меньше. Совесть и рассудок подсказывают мне, что должен раз навсегда отрезать себе путь отступления, то есть не ходить в баню, ни у себя, ни в номерные.
А воля и чувство восстают. Хочется повидать Сергея Сыроежкина, которого и не приходится вводить в искушение, так как он первый готов на это. И вот борьба. Господи, помоги.
Отделаюсь ли от порока, поборю ли себя, или он меня осилит?
Что-то даст нам новый год?
Благословенно Имя Господне отныне и до века" (31 декабря 1904)

И как заключительный аккорд:
"Меня сильно смутило письмо капитана Сосницкого, растратившего до 3 тысяч денег юнкерской чайной и, как не пополнившего растраты, уволенного со службы.
Оправдываясь, он пишет, что с кем не случается греха; «хотя бы с вами», продолжает он и упоминает, что однажды летом 1903 года я под вечер приехал на его дежурство в лагерь Павловского училища и оттуда отправился в Красносельские бани. «Что там было, вы, верно, помните», — пишет Сосницкий. На другой день, сменившись с дежурства, он побывал в бане и слышал от пользовавшего меня банщика, что у меня с ним было и что я за это дал ему 20 рублей. Сосницкий продолжает, что держит это обстоятельство пока в секрете, но если б оно было опубликовано в печати, едва ли было бы мне удобно оставаться на занимаемом мною посту.
Упоминаемое Сосницким в данном случае неверно: я хорошо помню тот вечер — действительно был в бане, но 20 р. банщику вовсе не давал и не за что было. Но упоминаемое неверно только относительно приведенного случая. Страшно то, что бывали и другие случаи и что они получают огласку.
Сосницкого я не принял вчера и не приму, никаких мер принимать не буду. Будь что будет. Разве не стою я наказания?"

Портрет кисти О.Браза

Свои дневники великий князь завещал опубликовать через 90 лет после своей смерти. К тому моменту уже давно бы не осталось никого, лично знавшего К.Р., а вот душевные муки известной личности, вынесенные на суд общественности, стали бы вариантом того самого наказания.
Вышло все иначе: его девятый ребенок, дочь Вера, умерла только через несколько лет после издания выдержек из его записей. Читала ли она их? И если да, то изменила ли мнение об отце?
По мне, единственная эмоция,вызываемая дневником, - сочувствие к человеку, который истерзал себя тем, что, оценивая объективно, сложно назвать настоящим смертным грехом...

Великий князь Константин Константинович Романов (1858-1915) был, безусловно, выдающимся человеком. Известный поэт (К.Р.), Константин Константинович написал много стихотворений и драму «Царь Иудейский» – из земной жизни Иисуса Христа. Эта пьеса была поставлена в Эрмитажном театре при музыкальном оформлении композитора Глазунова. Роль Иосифа Аримафейского исполнялась самим Великим князем. Константин Константинович занимался и переводами иностранной классической литературы на русский язык. За перевод шекспировского «Гамлета» с английского языка на русский он получил орден от датского королевского дома. Назначенный командиром Измайловского полка, Великий князь организовал кружок «Измайловские досуги» — литературные собрания офицеров, где устраивались также и любительские спектакли. Константин Константинович часто сам выступал в различных ролях. В 1900 году он был назначен начальником Военно-учебных заведений России. На этом поприще Великий князь много потрудился. Постоянно объезжая военные училища Российской империи, он преобразовал методы военного обучения солдат и офицеров. Константин Константинович никогда не занимался политикой и держался в стороне от государственных дел, что явилось ущербом для престола, где он мог бы быть ценным советником Государя, особенно в деле народного просвещения.
Он находил успокоение среди любимых книг и в кругу своей семьи. У него было шестеро сыновей и две дочери. Будучи глубоко верующим человеком, хорошим мужем и отцом, он привил своим детям религиозность и чувство долга перед Родиной.

Сын Олег был убит во время первой мировой войны. Сыновья Игорь, Константин и Иоанн были живыми сброшены большевиками в шахту Алапаевска вместе с Великой княгиней Елизаветой Феодоровной. Дочь Татьяна, испытав мытарства беженства после революции, приняла монашество с именем Тамары и была назначена Русской Православной Церковью за границей игуменьей Елеонского монастыря в Иерусалиме, где и скончалась…
Скончался Великий князь Константин Константинович Романов в июне 1915 года пятидесяти семи лет отроду. Хоронили его в соборе Петропавловской крепости – усыпальнице членов дома Романовых. Несмотря на неспокойное положение в Петрограде, похороны Великого князя были очень торжественны. За лафетом и гробом покойного шел Император с великими князьями и сыновьями почившего. Великий князь Константин Константинович был последним представителем династии Романовых, похороненным в Петропавловской крепости. *

Стихотворения
Благословен тот день и час,
Когда Господь наш воплотился,
Когда на землю Он явился,
Чтоб возвести на Небо нас.
Благословен тот день, когда
Отверзлись вновь врата Эдема
Над тихой весью Вифлиема
Взошла чудесная звезда.
Когда над храминой убогой
В полночной звездной полумгле
Воспели «Слава в вышних Богу»
Провозгласили мир земле
И людям всем благоволенье!
Благословен тот день и час,
Когда в Христовом Воплощенье
Звезда спасения зажглась!..
К. Р.
(Великий князь Константин Константинович Романов)

Великий князь Константин Константинович часто бывал в гостях у Великокняжеской четы Сергея Александровича и Елизаветы Федоровны Романовых в их родовом имении Ильинское. Он посвятил Елизавете Феодоровне стихотворение, которое раскрывает тайны необыкновенной красоты женщины-христианки, как следствия ее внутренней чистоты и духовности:

Я на тебя гляжу, любуюсь ежечасно:
Ты так невыразимо хороша!
О, верно под такой наружностью прекрасной
Такая же прекрасная душа!
Какой-то кротости и грусти сокровенной
В твоих глазах таится глубина;
Как ангел, ты тиха, чиста и совершенна;
Как женщина, стыдлива и нежна.
Пусть на земле ничто средь зол и скорби многой
Твою не запятнает чистоту,
И всякий, увидав тебя, прославит Бога,
Создавшего такую красоту.
К. Р.

Когда креста нести нет мочи,
Когда тоски не побороть,
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву дни и ночи,
Чтобы помиловал Господь.
Но если вслед за огорченьем
Нам улыбнётся счастье вновь,
Благодарим ли с умиленьем
От всей души, всем помышленьем
Мы Божью милость и любовь?
К. Р.
10 июня 1899г.

Не говори, что к небесам
Твоя молитва не доходна;
Верь, как душистый фимиам,
Она Создателю угодна.
Когда ты молишься, не трать
Излишних слов; но всей душою
Старайся с верой сознавать,
Что слышит Он, что Он с тобою.
Что для Него слова? – О чем,
Счастливый сердцем иль скорбящий,
Ты ни помыслил бы, – о том,
Ужель не ведает Всезрящий?
Любовь к Творцу в душе твоей
Горела б только неизменно,
Как пред иконою священной
Лампады теплится елей.
К. Р.

Блаженны мы, когда идем
Отважно, твердою стопою
С неунывающей душою
Тернистым жизненным путем;
Когда лукавые сомненья
Не подрывают веры в нас,
Когда соблазна горький час
И неизбежные паденья
Нам не преграда на пути,
И мы, восстав, прах отряхая,
К вратам неведомого края
Готовы бодро вновь идти;
Когда не только дел и слова,
Но даже мыслей чистоту
Мы возведем на высоту,
Все отрешаясь от земного;
Когда к Создателю, как дым
Кадильный, возносясь душою,
Неутомимою борьбою
Себя самих мы победим.
К. Р.

С. А. Философовой **

Вы помните ль? Однажды, в дни былые,
К пруду мы с вами в полдень забрели,
В воде играли рыбки золотые
И белые кувшинчики цвели.
Мы на скамью уселись с вами рядом,
Рассеянно следя усталым взглядом
Игривый пестрых бабочек полет…
Над нами зеленел тенистый свод
И, липовым нас цветом осыпая,
Затейливою сетью рисовал
Узоры по песку; благоухая,
Куст алых роз вблизи нас расцветал…
И так тепло, и солнечно так было!
Без слов мы наслаждались тишиной, —
Но сердце все ж сжималося и ныло,
Как бы перед грозящею бедой.
И предвкушая будущие муки,
Душа, робея, торопилась жить,
Чтоб близость неминуемой разлуки,
Хоть на одно мгновенье, отдалить.

Над пенистой, бурной пучиной
Стою на крутом берегу,
Мятежной любуюсь стремниной
И глаз оторвать не могу.

Нависшими стиснут скалами,
Клокочет поток и бурлит;
Сшибаются волны с волнами,
Дробясь о недвижный гранит.

И рвутся, и мечутся воды
Из камня гнетущих оков,
И молит немолчно свободы
Их вечный неистовый рев.

О, если б занять этой силы,
И твердости здесь почерпнуть,
Чтоб смело свершать до могилы
Неведомый жизненный путь;

Чтоб с совестью чистой и ясной,
С открытым и светлым челом
Пробиться до цели прекрасной
В бореньи с неправдой и злом.

Барону К. Н. Корфу

Не вчера ли, о, море, вечерней порой
К берегам ты ласкалось лукавой волной?
В алом блеске зари не вчера ли
Небеса голубые сияли?

А сегодня косматой грядою валы,
В грозном беге крутясь у прибрежной скалы,
Бурно рвутся на приступ могучий,
Обгоняя свинцовые тучи.

В битве жизни не так ли и ты, человек,
Терпишь зол и гонений мятежный набег?
Но не вечны страданья и беды:
Ты дождешься над ними победы.

Верь, улягутся волны и завтра опять
Будут берег любовно и нежно ласкать,
Просветлеют небесные дали,
И рассеются сердца печали.

НА СМЕРТЬ ГРАФИНИ А. А. МОЙРА

Одной прекрасною душою
Меж нами менее опять, —
Она рассталася с землею,
Чтобы безсмертие приять.

Она из мира слез и тленья
Переселилася туда,
Где ждет ее упокоенье
От многой скорби и труда.

Но в небесах не позабудет
Она земной юдоли сей:
За нас, горюющих по ней,
Она молитвенницей будет.

А. А. Цицовичу

Блеск и сиянье сменило ненастье,
Осень сгубила все наши цветы…
Где твое первое, светлое счастье?
Где молодые мечты?

Горе подкралось с той грозною тучей:
Льются дожди, — льются слезы твои;
Их проливаешь струею горючей
Ты о погибшей любви.

Плачь, и рыдай, и печалься, и сетуй!
Но да не молвят хулений уста;
С верой из мрака стремися ты к свету,
Бремя подъемля креста.

Минет зима… И цветы, и сиянье
С юной весною увидишь ты вновь:
Верь же в грядущую радость свиданья!
Верь, что воскреснет любовь!

ИЗ АПОКАЛИПСИСА

И. А. Зеленому

…Се стою при дверехъ и толку:
аще кто оуслышить гласъ мой, и
сотверзетъ двери, внйду къ нему,
и вечераю съ нимъ, и той мною .

Стучася, у двери твоей Я стою:
Впусти Меня в келью свою!
Я немощен, наг, утомлен и убог,
И труден Мой путь и далек.
Скитаюсь Я по миру беден и нищ,
Стучуся у многих жилищ:
Кто глас Мой услышит, кто дверь отопрет,
К себе кто Меня призовет, —
К тому Я войду и того возлюблю,
И вечерю с ним разделю.
Ты слаб, изнемог ты в труде и борьбе, —
Я силы прибавлю тебе;
Ты плачешь, — последние слезы с очей
Сотру Я рукою Моей.
И буду в печали тебя утешать,
И сяду с тобой вечерять…
Стучася, у двери твоей Я стою,
Впусти Меня в келью свою!

Усть-Нарова
Август 1883

Я новое небо и новую землю увидел…
Пространство далекое прежних небес миновало,
И прежней земли преходящей и тленной не стало,
И моря уж нет… Новый город священный я видел,
От Бога сходящий в великом, безбрежном просторе,
Подобный невесте младой в подвенечном уборе,
Невесте прекрасной, готовой супруга принять.
«Се скиния Бога с людьми. Обитать
«Здесь с ними Он будет». — Я слышал слова громовые:
«Сам Бог будет Богом в народе Своем,
«И всякую с глаз их слезу Он отрет. И земные
«Печали исчезнут. В том граде святом
«Не будет ни плача, ни вопля, ни горьких стенаний,
«Не будет болезни, ни скорби, ни тяжких страданий,
«И смерти не будет. Таков Мой обет;
«Прошло все, что было, и прежнего нет».

ПРИТЧА О ДЕСЯТИ ДЕВАХ

Се женихъ градеть въ полунощи,
и блаженъ рабъ, егоже обращеть
бдаша: не достоишь же паки, егоже
обращеть оунывающа .
Тропарь

Они засветили лампады свои;
На встречу они Жениху поднялися толпою
На радостный праздник любви.
Их пять было мудрых и пять неразумных.
Уж тьмою
Безчисленных звезд небеса заблистали, —
Но медлил Жених. Долго девы прождали;
Уж сон безмятежный спустился на них,
И дремой смежились усталые очи.
Внезапно в немой тишине полуночи
Послышался клик: «Се Жених
Грядет! Исходите на встречу!» И девы восстали,
Спеша полуночный исполнить обряд.
Елеем пять мудрых лампады свои напитали,
И так неразумные им говорят:
«Мы не взяли, сестры, елея с собою,
Светильников пламень угас,
И ныне мы к вам приступаем с мольбою,
Елея мы просим у вас».
Им мудрые молвят в ответ: «Хоть помочь мы и рады,
Но только ни вам недостанет, ни нам на лампады;
Купить у торгующих вы бы могли».
И вот к продающим спешат неразумные девы…
Тогда раздалися веселья напевы:
Жених приближался. С Ним вместе вошли
Пять мудрых на свадебный пир со своими
Лампадами. И затворилися двери за ними.
И прочие девы к закрытым дверям
Вернулись. Стеная и плача, они восклицали:
«Отверзи, о, Господи, Господи, нам!»
И слышат в ответ в неутешной печали
Они Жениха укоризненный глас:
«Аминь, говорю вам, не ведаю вас!»

Из цикла «Библейские песни»
ПСАЛМОПЕВЕЦ ДАВИД

О, царь, скорбит душа твоя,
Томится и тоскует!
Я буду петь: пусть песнь моя
Твою печаль врачует.

Пусть звуков арфы золотой
Святое песнопенье
Утешит дух унылый твой
И облегчит мученье.

Их человек создать не мог,
Не от себя пою я:
Те песни мне внушает Бог,
Не петь их не могу я!

О, царь, ни звучный лязг мечей,
Ни юных дев лобзанья
Не заглушат тоски твоей
И жгучего страданья!

Но лишь души твоей больной
Святая песнь коснется, —
Мгновенно скорбь от песни той
Слезами изольется.

И вспрянет дух унылый твой,
О, царь, и торжествуя,
У ног твоих, властитель мой,
Пусть за тебя умру я!

Татой (близ Афин)
Сентябрь 1881

ЦАРЬ САУЛ

Душа изнывает моя и тоскует, —
О, пой же мне, отрок мой, песню твою:
Пусть звуки ее мою скорбь уврачуют, —
Я так твои песни святые люблю!

Гнетут меня злобного духа объятья,
Опять овладело уныние мной,
И страшные вновь изрыгают проклятья
Уста мои вместо молитвы святой.

Томлюся я, гневом пылая, и стражду;
Недугом палимая мучится плоть,
И злоба в душе моей… Крови я жажду,
И тщетны усилия зло побороть.

Не раз, жалом немощи той уязвленный,
Тебя мог убить я в безумном бреду.
О, пой же! Быть может, тобой исцеленный,
Рыдая, к тебе я на грудь упаду!..

КОЛОКОЛА

Несется благовест…- Как грустно и уныло
На стороне чужой звучат колокола.
Опять припомнился мне край отчизны милой,
И прежняя тоска на сердце налегла.

Я вижу север мой с его равниной снежной,
И словно слышится мне нашего села
Знакомый благовест: и ласково, и нежно
С далекой родины гудят колокола.

Из цикла
«Солдатские сонеты»

Новобранцу

Теперь ты наш. Прости, родная хата,
Прости, семья! С военною семьей
Сольешься ты родством меньшого брата,
И светлый путь лежит перед тобой.

Усердием душа твоя богата,
Хоть дремлет ум, объят глубокой тьмой;
Но верность, честь, все доблести солдата
Тебе внушит отныне долг святой.

И прежний мрак уступит дня сиянью:
Все доброе, досель в груди твоей
Дремавшее, пробудится к сознанью;
Когда ж придешь к своим, в простор полей,
Не изменяй высокому призванью
И сей добро на родине своей!

О, тишина
Глуши безмолвной, безмятежной!
О, белизна
Лугов под пеленою снежной!

О, чистота
Прозрачных струй обледенелых!
О, красота
Рощ и лесов заиндевелых!

Как хороша
Зимы чарующая греза!
Усни, душа,
Как спят сугробы, пруд, береза…

Сумей понять
Природы строгое безстрастье:
В нем — благодать,
Земное истинное счастье.

Светлей снегов
Твои да будут сновиденья
И чище льдов
Порывы сердца и стремленья.

У ней учись,
У зимней скудости прелестной,
И облекись
Красою духа безтелесной.