Время всегда хорошее. Время всегда хорошее Аромштам семен в контакте
Продолжаем разговор о детской литературе эпохи соцсетей
Ольга МАРИНИЧЕВА
Сказочные сюжеты, вплетенные в историческую реальность, сообщают читателям книг Андрея Жвалевского и Евгении Пастернак узнаваемость дня сегодняшнего — и в то же время экстраполяцию из него в возможное прошлое. И в этой отстраненности — привычное, обыденное перевоплощается под новым углом зрения. «Что будет, — сказано в аннотации их книги «Время всегда хорошее», — если девчонка из 2012 года вдруг окажется в 1980 году? А мальчик из 1980 года перенесётся на её место? Где лучше? И что такое «лучше»? … Правда ли, что «время тогда было другое»? А может быть, время всегда хорошее и всё зависит только от тебя…»
Тем более актуально для юных читателей это путешествие в недавнее прошлое, отрезанное от них (в отличие от их ровесников предыдущих десятилетий XX века) радикальной сменой формаций. Неспособность представить жизнь своих ровесников «до 1991 года» — серьезная социальная и педагогическая проблема всего общества, ведь дети укореняются в истории, в течении времени вообще, во многом именно через ровесничество, соотнесенность себя с детьми прошлого, как было на протяжении советских десятилетий; у нынешней же детворы на месте недавнего прошлого — зияющий вакуум.
Вот пример такого оживления минувшего в книге «Время всегда хорошее» — разговор Оли, главной героини, оказавшейся в 1980 году и вынужденной ссылаться на потерю памяти после болезни, чтобы хоть как-то объяснить свою инаковость:
«— Ир, а кто была эта девушка? — спросила я.
— В платочке… то есть в галстуке.
— Танечка — пионервожатая…— удивлённо ответила Ира. — Ты что, и её не помнишь?
— Не-а, — сказала я. — Я даже не помню, кто такие пионеры.
Бедная Ира вросла в землю и минуту стояла молча.
— Ой, ничего себе, — наконец сказала она. — Только ты не говори никому.
— Почему? — удивляюсь я.
— Не знаю, — сказала Ира, — но не говори. Я тебе всё расскажу. Клятву помнишь?
— Какую клятву?
— Я (фамилия, имя), вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь: горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Всегда выполнять Законы пионеров Советского Союза! — бодро отбарабанила Ира. — Помнишь?
Я затравленно кивнула, хотя, естественно, этот бред помнить никак не могла. Многого я даже не поняла. <…>
— Ир, а другие партии?
— Какие?!
Я запнулась, поняв, что сморозила очередную глупость.
В «Правдивой истории Деда Мороза» этих же авторов предпринята успешная попытка (на моей памяти — первая) связать воедино историю России начиная с 1912 года — через историю Деда Мороза, в чьей роли оказался инженер-путеец Сергей Иванович Морозов. Очень помогли в этой его миссии крохотные союзники — птёрки и охли, волшебный народец, по примеру хоббитов Толкиена сочиненный авторами. «Всё, что мы выдумали, так похоже на правду, что мы уже и не знаем, — признаются авторы, — выдумали мы это всё, или нам птёрки с охлями нашептали?»
Усиливают эффект достоверности истории для детей, детские фотографии из домашних альбомов разных поколений, с начала века до наших дней, детские открытки, плакаты, фото советских документов, листовки, переложенные рисованными листьями, как страницы в альбомах, гербариях… (художественный редактор книги — Валерий Калныныш).
Получилась книга-учебник типа знаменитой «Занимательной физики» Перельмана — занимательная история, «адресованная детям 8—12 лет, тем, кто ещё не расстался с верой в новогоднее чудо, но уже готов узнавать правду о жизни и истории своей страны» (из аннотации).
Вот пример одной из глав:
«Конец 1935 года
Из истории
К середине 1930-х годов жизнь в России понемногу наладилась. Теперь, правда, это была не Российская империя, а Советский Союз, но люди уже привыкли к новой, Советской, власти, обживались. Привыкли и к очередному новому названию Петрограда — теперь он назывался Ленинград. Голод, Гражданская война и стрельба по ночам ушли в прошлое. Заработали магазины и рынки. Везде строились заводы. Телефонов и автомобилей стало заметно больше, а самоваров — наоборот, меньше.
Правда, свободы стало ещё меньше, чем при царе. Все очень внимательно читали газеты, чтобы не пропустить что-нибудь важное. Например, объявит газета «Правда» какого-нибудь писателя «врагом народа» — значит, книги этого писателя надо из дома выкинуть или хотя бы спрятать. …В это время в СССР зарождался «культ личности». Этой самой личностью был Иосиф Сталин, генеральный секретарь ЦК ВКП(б) — Центрального комитета Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). А если проще, то глава государства.
В честь Сталина слагались песни и стихи, его портреты висели в каждом кабинете в каждой школе.
И все дети без исключения знали, что живут в самой лучшей стране на свете, все гордились своими красными пионерскими галстуками и говорили: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство». …
…Люди даже не стали особенно спорить, когда Советская власть в 1926 году запретила проводить рождественские ёлки. Всё больше подрастало детей, которые ни разу в жизни не искали под ёлкой подарок…
…Сергей Иванович быстро вспомнил первую ёлку в доме у своей сестры и, чтоб дети не устроили кучу малу, предложил всем по очереди читать стихи.
— А можно не стих, а песенку? — спросила маленькая веснушчатая девочка.
— Конечно, милая, — радостно согласился Дед Мороз, и в голове у него тут же зазвучала «В лесу родилась ёлочка».
Но девочка звонко запела совсем другое:
— Мы растём, мы поём, мы играем,
Мы в счастливое время живём,
Песней дружною мы открываем
Пионерский наш радостный дом…
Дед Мороз обвёл изумлённым взглядом зал и увидел, что учителя поют даже старательнее, чем дети. Он растерялся. Патриотические песни на Рождество даже в царской России не пели!
— Не расстраивайся, — зашипел ему в ухо знакомый охлин голосок, — они просто по-другому не умеют…
— Ладно, научим, — пробурчал Дед Мороз и громко объявил: — Ай, молодцы, ай ладно поёте! А теперь мы с вами новую песню выучим, новогоднюю. Ну-ка в хоровод встанем! А теперь за мной повторяем! «В лесу родилась ёлочка…»
Они стали первыми
…И вот что я считаю важным еще отметить: когда-то перестройка, а затем и политическая, экономическая революция начала 90-х началась, как бы странно это ни звучало, со школы, с педагогики, с движения педагогов-новаторов в области обучения и воспитания. Именно они первыми поставили проблему, как воспитать человека свободного, — и воплотили ответы на этот вопрос в своей практике. Один из них, ставший вскоре первым министром образования России, Эдуард Дмитриевич Днепров, историк педагогики, даже выявил такую закономерность: в России всегда политическим переворотам предшествует педагогическая перестройка, когда на авансцену общественной жизни выходят и широко обсуждаются вопросы образования и воспитания.
…Они были первыми «либералами» в 80-е годы. Сейчас же, мне кажется, коллективный педагог в лице детских писателей несет новую социальную миссию: «сшивает» заново дважды разодранное в XX веке лоскутное одеяло истории страны, не проклиная ни белых, ни красных, ни коммунистов, ни декабристов, а всему и всем находя в этой истории место. Я вообще мечтаю о том времени, когда на телеэкраны не просто вернутся «Неуловимые мстители», но будут объединены в одном показе с фильмами о юных героях Белого движения по примеру недавно вышедшего фильма режиссера Николая Глинского «Мальтийский крест». Там главный герой (его блестяще сыграл Павел Меленчук из знаменитой московской школы Рывкина, в которой существует свой театр) — отважный мальчик из царской семьи. Ну и, конечно, вечные гардемарины — вперед! Отвага, доблесть, совесть и честь выше любых политических разделений.
Вот и в книге Марины Аромштам «Когда отдыхают ангелы» (издательство «Компасгид») много детских (от имени первоклассницы, главной героини) и взрослых (от имени ее учительницы Марсём — Марины Семеновны) раздумий о природе героического, его месте в жизни — взрослой и детской. В дневниках Марсём плотно присутствует образ Януша Корчака, собеседника и героя для самой учительницы начальных классов. Эта книга больше всех меня очаровала: по своей тональности и даже манере оформления (иллюстрации Ильи Донца и Маргариты Щетинской) она ближе всех к главной сказке XX века — «Маленькому принцу» Экзюпери с его собственными рисунками.
Из всех обозреваемых здесь авторов Марину я знаю лучше всего — с самого начала ее работы учительницей труда, а затем младших классов в школе Ямбурга, еще в период ее увлечения Вальдорфской педагогикой. Начинала она как дочь Семена Аромштама — одного из знаменитых представителей особого «ордена», каким является сообщество московских директоров школ, начиная с 50—60-х годов прошлого века. А потом Семен Иосифович признался мне, что как-то незаметно стал именоваться «отцом Марины Аромштам». Марина, за что бы ни бралась, мгновенно достигает высот в любом деле: работая у Ямбурга, стала финалисткой конкурса «Учитель года»; перейдя в журналистику, публиковала блистательные статьи; затем много лет редактировала приложение по дошкольному образованию при газете «Первое сентября». Своей второй по счету книгой «Когда отдыхают ангелы» завоевывает Национальную детскую литературную премию «Заветная мечта», присужденную именно детским жюри. А сейчас успешно выпускает вместе с мужем, писателем Александром Фурманом, сайт «papmambook».
Книга Марины, написанная для среднего и старшего школьного возраста, начинается с высокой, чистой, улыбчивой ноты — под фигурками трех горизонтально летящих ангелов с прижатыми к груди руками следует текст, набранный курсивом:«Средневековые богословы всерьёз обсуждали, сколько ангелов может поместиться на кончике иглы, но так и не пришли к единому решению. Про ангелов до сих пор ничего толком не известно.
Говорят, они умеют летать. И у них, наверное, есть крылья. Но есть ли у ангелов ноги? Можно ли сказать: «Ангелы сбились с ног»? Или надо говорить: «Ангелы сбились с крыльев»?»
Книга уникальная тем, что этот высокий настрой реализован в реальной жизни класса в игровом и всё же героическом проживании их общей жизни, созданной Марсём, как феей-волшебницей с ее взрослыми друзьями и подростками, для малышни — или, как принято их называть в среде училок, «мелких». Право же, описание этой реальной сказочной игры, в которой присутствует великий педагогический смысл (а именно он и может быть назван подлинно великим) и который напоен реальным опытом реальной «училки» Марины Аромштам, а не просто сконструирован воображением писателя, — захватывает неизмеримо больше, чем игры компьютерные, или ролевые, или исторические по реконструкции разных эпох, или толкиенские.
Таково уж волшебное, живое очарование образов живых ребятишек, «вылюбленных» автором «в квадрате» — как педагогом и как детской писательницей. Высокая нота звенит, звучит во всех текстах не проповедями и нотациями, а органично врастая в повествование и обращая не только слушающих Марсём ребятишек, но и всех нас, читателей, в ее один большой учебный класс:
«Как-то я встретила человека, который каждый день перед заходом солнца начищал до блеска свою лопату. Лопата сияла так, что в неё можно было смотреться — как в зеркало. Я спросила, зачем он это делает. «У каждого из нас есть ангел, — сказал человек. — Тот, что отвечает за наши поступки. Но ангелы не могут заниматься только нами. Если мы что-то делаем правильно — хоть что-то делаем правильно, они улетают по другим важным делам. И тогда одной бедой в мире становится меньше. Если же мы пакостим, ангелы должны оставаться рядом — исправлять наши пакости. Мой ангел знает: вечером я всегда чищу лопату. В это время он может быть за меня спокоен, может от меня отдохнуть. И он летит спасать кого-нибудь — от бури, камнепада, землетрясения. Летит туда, где нужны усилия многих ангелов. И если хоть один из них не явится в нужный момент, последствия могут оказаться самыми печальными».
Так сказал мне этот человек. Подумайте об этом, ладно?»
«Это очень важно — узнать про ангелов. Но слова должны за что-то зацепиться. За что-то внутри. Иначе они скользнут мимо.
Как ветер.
Как шум проезжающего автомобиля.
Как чужая кошка, бегущая через двор. Она, такая мягкая и пушистая, бежит по своим делам и не имеет к тебе никакого отношения. Ты, конечно, можешь её погладить — если она не испугается. И если ты не испугаешься погладить чужую, неизвестную кошку, только что выбравшуюся из подвала, — вдруг она заразная? Но даже если ты ее погладишь, это ничего не изменит в твоей жизни. И в жизни кошки тоже. Она всё равно побежит дальше, по своим делам. И ты пойдёшь дальше, будто бы никого не гладил.
С ангелами так нельзя. Нельзя поступить с ними так же, как с этой неизвестной кошкой: всё узнать — и пойти по своим делам. Ты должен будешь с этим жить. Дальше — жить с этим».
…А я думаю: как же это хорошо, что нам и нашим детям теперь можно будет с этим дальше жить. С этой новой детской литературой. Будто и впрямь со стаей добрых ангелов, слетевших с небес на помощь земной детворе.
Неравнодушным родителям и педагогам посвящается
19.02. 2013
Небольшой уютный кабинет. Стол делово завален бумагами. На стене фотографии: вот Семен Иосифович со своими гимназистами, а вот портрет величайшего в мире педагога Януша Корчака. За шкафом - небольшой закуток, маленький столик с коробками чая, банками кофе, сахаром, конфетами. Здесь и состоялся наш разговор с учителем-театралом, преподавателем русского языка и литературы, заместителем директора по учебно-воспитательной работе московской гимназии № 1565 Семеном Иосифовичем Аромштамом. У этого удивительного человека не только дар педагогический, он еще обладает и даром слова. Слушать его монологи под чашку чая одно удовольствие. Монологи педагога-энтузиаста о школе, театре и воспитании - повод поразмыслить над тем, в чем заключается высшее предназначение учителя, как использовать сегодняшние перемены в образовании для совершенствования процесса обучения и воспитания, а главное - как сделать поход в театр частью полноценной ученической жизни.
Монолог 1
Если дети плохи, значит, я плох
Я начинал педагогическую работу как учитель русского языка и литературы и воспитатель школы-интерната № 58 на юго-западе Москвы. И руководили нашей работой замечательные педагоги: Алла Васильевна Цветкова и Вера Антоновна Одоевская. Они сделали из меня такого педагога, каков я теперь. Потом был директором школы, заведующим методическим кабинетом и, честно говоря, воспользовался состоянием здоровья, чтобы с руководящих должностей уйти в учителя. Конечно, вызвал удивление всех. Обычно, если уходят, то в директора или куда-то выше. В 293-й школе я попал в удивительное учительское окружение. Директором в ней был Андрей Иванович Грабовский. Когда ему предложили создать вот эту гимназию, я ушел вместе с ним. Это человек-сказка. Я его считаю одним из самых интеллигентных, самых грамотных, самых талантливых директоров города Москвы. Это учитель от Бога. К сожалению, в этом году его забрали в администрацию. Сейчас он начальник управления образованием СВАО.
Самая высокая роль любого педагога - это учительство. Даже когда я был на административной должности, я не терял связи со школой, продолжал работать учителем в 103-й школе Черемушкинского района и практически ни одного дня не жил без детей. Мне говорят: «Идеалист. Романтик». А вы попробуйте учителя лишить романтики и идеализма! Он перестанет быть учителем. Да, я романтик в своей профессии, романтик по жизни. Да, я идеалист: у меня нет плохих детей. Если дети плохи, значит, я плох. Не важно, кто виноват. Вот недавно в тестовой работе они не все сделали так, как мне хотелось. И я сказал: «Что-то я с вами недоработал, но мы вместе все поправим». Вместе! Я всегда говорю: «Мы одно и то же делаем. Только вы по эту стороны стола, а я по другую». Больше того, могу сказать ученику: «Знаешь, а ты ведь умнее меня». Да, у меня жизненный опыт, образование, которое он не мог в свои пятнадцать лет получить. Но он может быть умнее. Однажды шел открытый урок в 6-м классе, и я сказал одному из ребят: «Мне кажется, что аргументы, которые ты приводишь, раскрывая образ героя, лучше моих». И он, не задумываясь, ответил: «Конечно!» Очень смеялись присутствующие на уроке педагоги.
Монолог 2
Оценка
- это всего лишь цифра
Это очень серьезная проблема, когда ребенок стоит рядом с тобой и плачет: «Меня дома очень ругать будут за плохие оценки, накажут!» Но ведь оценка - это всего лишь цифра. Да, ты не подготовился сегодня, плохо знаешь этот материал. И оценка - это сигнал, что ты должен его повторить, разобраться в нем. Дорогой ребенок, тебе надо помочь, я тебе помогу. Я так маме объяснял одной, которая пришла с просьбой, нельзя ли поставить выше оценку. Поставить можно все, что угодно! Бумага выдержит. Разве дело в этом?
Еще с советских времен идет какая-то фетишизация оценки, когда о работе учителя, о работе школы судят по количеству выставленных высоких оценок, по результатам контрольных работ, по количеству участников олимпиады, по количеству победителей. Какое значение имеют оценки, участие в олимпиадах, результаты ЕГЭ? Почему ответственных за «определение рейтинга» школы или класса не интересует, сколько вложено учителем в эту пресловутую тройку? Ведь дети разные, контингент разный. Например, наши нынешние 10-11 классы - это ребята очень высокого интеллекта. А могут быть совсем другие классы, в которых успеваемость ребят ниже, чем хотелось бы. И нередко этот показатель не позволяет определить учителя как специалиста высокой квалификации.
Монолог 3
О реформах, стандартах и времени
Можно, как угодно, относиться к нынешней системе образования и ее реформам. В свое время я сам выступал с критикой этих реформ и стандартов образования. В интернете есть моя статья, мне тогда даже прислали благодарность, к моему великому удивлению, потому что я там говорил довольно неприятные вещи. Но вот новые стандарты стали законом. Можно сколько угодно о них говорить, быть довольным или не довольным, но наше дело, учительское, сделать так, чтобы эти стандарты претворились в жизнь. Когда вникаешь в них, понимаешь, что для таких перемен пришло время. А что, собственно, изменилось в этих стандартах? Содержание образования, по существу, не очень-то изменилось. Да, акценты расставлены несколько иначе. Но я не могу сказать, что они хуже расставлены, нет. Они расставлены умно. Это же веяние времени! Все зависит от того, кто эти стандарты будет внедрять, кто будет руководить, кто будет обеспечивать методическую основу внедрения этих стандартов, и, конечно, от учителя.
С шестидесятых годов, когда я начинал, стандарты не раз обновлялись. Я был одним из тех, кто содействовал, например, компьютеризации обучения, тогда еще абсолютно не владея компьютером. Поначалу и сам думал, что без компьютера могу учить. Но понял довольно быстро, что не могу. Особенно сейчас без него не обойтись. Теперь я знаю компьютер достаточно - по крайней мере, для того, чтобы делать все, что мне необходимо. Владение компьютером - требование времени. А мы, учителя, не можем жить вне времени, не можем не чувствовать время. Если учитель время чувствует, он и детей чувствует, и дети его понимают, и он понимает детей.
Монолог 4
Почему не может быть обязательным приобщение к культуре?
Приобщение к культуре - не только непростой процесс, но и достаточно тонкий. «Прошвырнуться» в театр ребенок может и с родителями. А я стараюсь научить их видеть в театре то, что мне, как педагогу, хочется, чтобы они увидели. У меня другая задача.
Театр входит в единую систему работы с детьми: урок, внеурочная и внешкольная работа. Естественно, если моя специальность литература и русский язык, то и внеурочную работу я буду проводить в этом направлении, хотя у нас в плане есть и Планетарий, и Политехнический музей. Совместно с родителями мы приняли решение водить детей раз в месяц на один спектакль и в один музей. Мы советуемся, что нужнее для развития у ребят эмоциональной культуры, правильного отношения к чему-то, нравственно-этических принципов. Иногда с детьми приходиться беседовать перед спектаклем, на что обратить внимание. Например, когда мы пошли с ними на постановку Спесивцева «Злой дух» (по «Демону» Лермонтова), то предварительно поговорили об этой поэме. Я считаю, что Вячеслав Спесивцев сделал блестящую постановку литературного произведения на сцене. Приспособил сцену к литературе, а не литературу - к сцене.
Когда мы сходили в РАМТ на «Скупого», я приобщил ребят к написанию рецензии. Большого опыта у них нет, они пока не видят разницы между отзывом и рецензией, но все равно мы сделали эту попытку. Перед спектаклем я посоветовал им прочитать пьесу Мольера. Посмотрев постановку, ребята были удивлены, отметили, что пьеса начинается не так, как спектакль, обсуждали задумку режиссера. Мне было важно не навязать им свои мысли, и когда они спрашивали: «А вот как Вы относитесь…?» - я говорил: «Сначала напишите, как вы относитесь, а потом я скажу свое мнение». Мне важно, чтобы они разобрались во всем сами. Попытка написать рецензию - это процесс творческого развития ребенка. И мои нынешние 8-классники - зрелые для своего возраста, способные проводить интересные параллели, ориентироваться на свои мысли.
Еще мы ходили в РАМТ на «Участь Электры». Но это по желанию - вне нашей программы. Скоро пойдем на «Чехов-GALA». Это будет обязательно, это же Чехов. И будем обсуждать спектакль.
Не так давно я посетил театр Стаса Намина, смотрел «Иисус Христос - суперзвезда». Там идут два варианта этого спектакля: на английском языке и на русском. И, посоветовавшись с нашим руководителем кафедры иностранных языков, специалистом очень высокого уровня Еленой Аркадьевной Костиной, мы решили отвести ребят послушать рок-оперу на английском языке, так как английский у нас профилирующий предмет, и это будет еще и языковая практика.
Насчет «обязаловки». В конце концов, почему не может быть обязательным приобщение к культуре? Детям, поскольку они дети, хочется то одно, то другое. Но я не какой-то человек, случайно сопровождающий детей в театр: я внимательно выбираю те спектакли, которые нужны для процесса обучения и воспитания. И один спектакль в месяц - это обязательно. Родители против этого не возражают. Они меня поддерживают. Ведь образование обязательно? А это часть образования.
Монолог 5
О чем и как говорить с ребятами до и после спектакля?
Я разговариваю с ребятами об уважении к театру. Как мы приходили в театр в детстве? Непременно надевали самое нарядное, что у нас было. У нас есть своя форма в гимназии, и я иногда прошу: «Ребята, приходите в форме». Они приходят, а потом говорят: «Семен Иосифович, мы как белые вороны ходим». И, правда, ведь сейчас джинсы и кроссовки считаются нарядной одеждой - нельзя закрывать глаза на веяние моды. Потому о внешнем виде в театре говорю очень осторожно и тактично. В результате, они одеваются аккуратно, не пойдут на спектакль в одежде, которая видится им недостойной театра.
Что касается поведения, я не говорю: «Смотрите спектакль молча!» Поведение зависит не только от наставлений, но и от того, как ребенок воспринимает то, что на сцене. Когда боишься пропустить хоть слово, ты сам не будешь обмениваться впечатлениями посреди действия. Однако если кто-то разговаривал во время спектакля, то в ходе обсуждения просмотренного рано или поздно кто-то обязательно сделает ему замечание.
Для моих ребят любой другой разговор на нравственные, этические темы не оскорбителен. Я очень люблю гимназию. И это чувство гордости я стараюсь им привить. Традиции нашей гимназии создавались почти восемь лет. И, поступая сюда, все соглашались с необходимостью соблюдать их. Это один из элементов воспитания законопослушания. Любой закон, любые правила должны соблюдаться, пока они не отменены.
Спектакли мы, разумеется, тоже обсуждаем. Редко это происходит сразу после просмотра, потому что увиденное должно уложиться в сознании, созреть для разговора. Например, когда мы шли домой после «Скупого», ребята обсуждали, как здорово артисты крокодила бросали. Я говорю: «А было там еще что-нибудь интересное?» Они: «Было, но самое интересное, когда крокодила бросали». Через несколько дней писали рецензию. И только двое из класса вспомнили о крокодиле.
Обсуждать можем и на уроке, и после урока, и даже идя по улице. Но объявлять, что сегодня «Урок обсуждения спектакля», не считаю нужным. Обсуждение видится мне непринужденным, ненавязчивым. Это естественный разговор, а не «принесите конспекты вашего выступления на уроке!» Я представляю, что бы они принесли…
Монолог 6
Не только детям нужны разговоры о театре
Что касается организации посещений театра школьниками, мне кажется, я всегда этим занимался. Когда я был директором 931-й московской школы, я «снимал» Центральный Детский театр - скупал весь зал, у меня школа была большая - 1648 учеников.
Перед спектаклем я читал родителям небольшую лекцию о театре, о том, как он формирует нравственную позицию ребенка, давал некоторые рекомендации, как приобщать детей к театру, формировал положительное отношение к нему. Понимаете, если мы это отношение не сформируем у родителей, ребенок в театр не пойдет. Другое дело, что это может быть и в семье сформировано.
Судя по нашей гимназии, сейчас контингент родителей изменился. Даже если у них нет высшего образования, они часто обладают высоким уровнем культуры, высоким интеллектом. Если бы я сказал: «Давайте встретимся в театре и поговорим», - наверное, все бы пошли. Во всяком случае, многие. Но сейчас я не вижу необходимости проводить с родителями беседы о том, что театр нужен. Однако я довольно часто веду разговоры о том, чтобы родитель и ребенок приходили в театр вместе, потому что тогда дома есть о чем поговорить, а не только о том, сколько двоек ребенок получил, сколько пятерок, почему что-то не выучил...
Интересно, что в этом театре я проводил и педсоветы. В то время в фойе ЦДТ шли хорошие спектакли на школьную тему: «Был выпускной вечер» по Ремезу и «Печальный однолюб» по Соловейчику о педагоге-новаторе Викторе Федоровиче Шаталове, о том, как пробивала дорогу его система обучения. И мы, поговорив на педсовете о насущных проблемах, смотрели эти спектакли, потом обсуждали их с учителями. Вплоть до того, как связано то, что мы увидели, с нашей работой, с темой нашего педсовета. Говорили и месте театра в воспитании детей. К сожалению, далеко не все педагоги и сегодня представляют себе роль театра в жизни ребенка.
Для учеников я тоже выбирал определенные спектакли, например, связанные с профориентацией подростков. Помню, мы смотрели замечательный спектакль «В дороге» по Розову, «Молодую гвардию» Фадеева.
Монолог 7
«Маленькие победы» школьного театра
Много лет назад Симон Львович Соловейчик сказал мне, что если ребенок не бывает в театре, не понимает его, он теряет едва ли не основное в организации своей культуры. А еще, если в школе нет театра, ребенок не только не приобщается к культуре сцены или к культуре просмотра действа, но и теряет возможность раскрыть многие свои возможности.
Творческое объединение, которое существует в нашей гимназии, называется «Поэзия на сцене». Занятия в нем идут вне урока как расширение литературного кругозора. Мы уже ставили и Пастернака, и Ахматову, и Блока, и Евтушенко. Конечно, не все словесники занимаются этим. Кроме меня, у нас есть Елена Павловна Шастина и Наталья Николаевна Линькова, которые создают настоящие чудеса детского творчества на сцене.
Любительский театр - это тоже развитие детей, это работа над тем, как говорить, как сделать так, чтоб тебя слушали, это развитие техники речи. Непростая работа. И среди нас профессионалов нет. Моими учителями сценической деятельности были чтецы. Нет, они не читали мне лекций, я просто наблюдал за тем, как они воплощают произведения на сцене. Я посещал литературные концерты, которые пользовались в годы моей молодости куда большей популярностью, чем нынешние концерты поп-звезд, и попасть туда было очень трудно. Знаменитые «Вечера в Политехническом», концертные площадки Московской филармонии, Библиотеки имени Ленина, даже Лужники. Э.И.Каминка, Б.Г.Моргунов, В.В.Татарский, Р.А.Клейнер. Я назвал лишь некоторых, с которыми дружил и дружу сейчас. Помимо того, что я был любителем слушать их, я еще и учился работать со словом.
Свои поэтические представления я ставил в школах, где работал, и, конечно, ставлю здесь, в гимназии. Когда я разместил фотографии этих спектаклей в «Одноклассниках», ребята стали оставлять комментарии, писать хорошие, приятные - вспоминать. Эта их внеурочная театральная деятельность в «Поэзии на сцене» остается в душах навсегда. А кто-то даже стал актером. Владислав Кожурин закончил пединститут как учитель русского языка и литературы, но пошел работать в театр. Когда я работал в Столичной гимназии, одна мама, шутя, говорила: «Вы сбили нас с пути». Ее дочка после Блока и Пастернака стала заниматься театроведением. А в одной из школ была другая история. Мама позвонила и сказала: «Вы знаете, что Вы сделали в своем театре? Спасли мою дочь от наркотиков». Замечательная была девушка. Кто мог представить, что человек вдруг начал увлекаться дурманом! Когда мне мама это сказала, мороз по коже пробежал от мысли, что если бы она не нашла себя, что же с этим чу дным человеком стало бы? Вот такие маленькие победы…
Я пишу это письмо, ознакомившись с грядущими переменами в образовании. Более 50-ти лет учительствую, столько реформ прошёл… Оправдывались ли нововведения?
Весьма забавно было слышать выступление одного из вождей ваучеризации, заявившего, что проведена она была с большими ошибками, и населению не очень-то оказалось нужным. Большинство, кроме её инициаторов, ничего не выиграли - в лучшем случае. Инициаторы быстро стали олигархами. Разваливалась экономика…
Образование держалось не на финансовых вливаниях, а на энтузиазме учительства. Думаю, сейчас повторится история с ваучеризацией. Счастливые своими деяниями реформаторы дотянулись до школы. Так и хочется горько сыронизировать: «Как это? - рассуждали реформаторы, - финансовых вливаний не было, а они держатся?» Выяснилось вдруг, что кто-то напридумывал москвичам-учителям какие-то надбавки, какую-то дополнительную оплату… Снять! Запретить! Учитель должен быть нищим! Да что он делает? Подумаешь, «отслужит молебен» по предмету на уроке! Разжирели! Никакого патриотизма нет в их труде! Вот кто-то из реформаторов правильно утверждает: «Воспитание патриотизма важнее математики и физики!» В 60-х годах чиновник «ШКРАБАМ» заявил: «Один стрелковый кружок государству нужнее десятков кружков литературных и ему подобных». Страшное впечатление произвёл тогда на меня, молодого учителя, этот человек. Государству, как я понял, нужнее были стрелки, нежели интеллигентные её граждане.
Сложилось впечатление, что реформировать школу решили бывшие двоечники. Уж они-то знают, что вовсе не обязательно быть интеллигентом, чтобы торговать даже книгами. Побывайте, кто хочет лишний раз убедиться в этом, на книжной ярмарке в Олимпийском на проспекте Мира. Услышите всё богатство «ярких» выражений русской речи по поводу и без повода.
И вот взялись за школу. Я слышу редко публикуемое мнение педагогических учёных и исследователей, их предложения. Но все, кто хоть что-то понимает в учительском труде, объявлены «вне закона». «Хороший учитель, - услышал я в одной телепередаче, - не задаёт домашних заданий!» О, как заботится этот «детолюбец» о детях! Правда, о такой науке, как «психология», ему ничего не известно. Или он делает вид, что неизвестно.
Знаете, что хотелось бы услышать и понять? Российская школа, система образования складывались веками. Как и любая национальная школа. Образование складывалось под влиянием общественного развития. Патриотизм воспитывался под влиянием русской истории, литературы, под влиянием ЛИЧНОСТИ, общающейся с ребёнком. Приказать можно бегать, ползать, стрелять, как в армии… Приказать любить… Даже сам себе не может человек этого сделать. Помните Веру Павловну из «Что делать?» Чернышевского? «Я ХОЧУ любить тебя...». Даже хотеть любить - это невозможно. А научить… Это к тому, что предусмотрен соответствующий обязательный предмет, который должен научить ХОТЕТЬ ЛЮБИТЬ. Патриотизм не может быть обязанностью, патриотизм - состояние человеческой души. Очевидно, из одной души эти качества переливаются в другую душу, как чувства любящей матери - в душу ребёнка. Вот и вопрос: кто мы (взрослые и малыши): дети России или её пасынки, призванные «обслуживать» избранных? Если пасынки - тогда всё понятно. Если ДЕТИ РОССИИ - тогда … Травля учителя - в передаче «Пусть говорят» или фильме «Школа» - это не «Доживём до понедельника» или «Сельская учительница». Травят, травят, как зайцев, а они всё трудятся! И напрашивается нелепый вывод: учитель - не профессия, учитель - это диагноз!
Я, например, «болен школой». Так и не смог излечиться, вот и тружусь. Отдав школе более 50-ти лет, я всё ещё всегда думаю, что что-то не так делаю, готовлюсь к одному уроку, как минимум, час. Да и так ли он нелеп, этот диагноз?! Ведь не пойдёт же олигарх учителем работать, он не больной! А раз учитель - это болезнь, значит, больным - больничный паёк… Незачем какие-то надбавки, прибавки… Озабочены зарплатой учителя и наши реформаторы от образования. Дано разрешение каким-то образом регулировать её руководителям учреждений. Это напоминает мне старую сказку: «Вот тебе 10 рублей, купи хлеба, масла, мяса, молока, не забудь вернуть мне сдачу!»
Знаете, что видно? Мы много говорим в школе о компетентности учителя в области своего предмета и сопутствующих - педагогики, психологии. Но вот компетентность при решении вопросов строительства школы и системы образования в целом от людей, его осуществляющих, не требуется. Руководствуются эти люди в лучшем случае эмоциями, в основном - пожеланиями властей или меркантильными соображениями. Урвать от школы, при этом состроить благородное лицо, озабоченное тяжёлым её положением. Как в «Северной повести» К.Г. Паустовского, герой-офицер напутствует обречённого на смерть солдата (которого полковник приказал прогнать сквозь строй): «Ну, держись, братец!». И чиновник от образования отвечает как тот солдат: «Рад стараться!».
ОБЖ, или предметы, долженствующие «создать» человека-бизнесмена, становятся главнее физики и математики, не говоря уже о родном языке, о родной культуре. Но нет в преподавании важных или не важных предметов. Такое деление - это всё лукавство. Чувствую, очень хотят превратить школу в подготовку трудящихся торгово-развлекательных центров, Россию - в сплошное торгово-развлекательное пространство. И то верно. Без знания Толстого (а их, к тому же, много в русской литературе!) или «Слова о полку Игоревом» торговать можно, до ста человек умеет считать - и достаточно (вспомните, чему Гитлер предлагал учить славян), а Карамзин с его «Историей Государства Российского» может себе спокойно отдыхать в крупнейших библиотеках. Что там какие-то ушинские, толстые, водовозовы, выготские, макаренки, сухомлинские… навыдумывали, как строить образование, объяснили, чему учить, - что они, если есть такие, как «образовательные реформаторы». Уж Макаренко, который Антон Семёнович, ну, никак не мог воспитать патриотов таких, каких предлагают они! Младенец педагогической мысли, Антон Семёнович! Нужен кому-то А.М. Горький с его всякими соколами, буревестниками! Ах, славное вековое русское образование, как ты надоело в своих потугах сделать никому не нужное - образованных людей воспитать (не только образование ДАТЬ!), людей, любящих культуру Родины (простите, это слово сейчас пишут с маленькой буквы!), её литературу, музыку, землю… Постойте, может быть, это и есть патриотизм? Нет, наверно. Патриотизм - это когда провозглашают: «Россию для русских! Русские идут!».
Однажды, вопреки требованиям РК ВЛКСМ, я в Польшу в турпоездку взял самых «нехороших» детей. Это было в 1977 году. В Освенциме они, восьми- и девятиклассники, стояли, плакали… и курили. Сделал вид тогда, что не видел последнего. У самого комок у горла стоял…Потом ребята молча, как-то особенно сдержанно, возлагали цветы к памятникам Шопену, Мицкевичу… Встречался с ними, уже взрослыми. Вспоминали всё. Они рассказывали, что видели моё состояние, оценили тот факт, что я был «как они» в тот момент. Мы, наше поколение учителей (я - практикующий учитель, поэтому не делю на возрастные группы), ТАК хотели и хотим работать. Всегда ли так было? С детьми - да, делали всё, чтобы не лгать. Чтобы наши эмоции, восприятие окружающего мира передавались детям. Потому дети шли и идут за нами, нам верили, верят. Нас, таких, абсолютное большинство, о таких незачем говорить ни Малахову, ни каким-то авторам фильмов типа «Школа». Надо мусолить и полоскать грязное бельё, не задумываясь, что школа - отражение общества, мягко выражаясь, не совсем здорового. Вспомним непопулярного ныне И.С. Тургенева: «Измените общество, и болезни не будет». Сейчас можно обвинить меня в покушении на общественные устои. Но не мы, учителя, создали базу для коррупции чиновников всех рангов (да и не их только!), депутатов и проч., проч., проч… Скверну надо лечить. Я не доктор, не советую того, чего не знаю, в чём не разбираюсь. Не знаю, как лечить. Даже лечащих меня врачей, пытающихся объяснить свои действия, прошу не морочить мне голову, потому что они - профессионалы, и пусть делают своё дело профессионально. Мы, профессионалы-педагоги, делали и делаем своё дело, будем делать в любых условиях. Даже, если образование реформируют. Мы - учим, воспитывая, воспитываем, обучая, не с помощью каких-то специальных предметов. Патриотизм передаётся только патриотизмом.
Откуда же берутся всякого рода отщепенцы-взрослые, или пришедшие на Манежную площадь и творящие то, что творили и творят? Они выросли в наших школах, советских и постсоветских. Насколько виноват я в том, что один из публикующих в интернете некогда обучавшийся у меня человек рассказывает, как он борется с кавказцами? Обнаружив моё письмо, тот, выразив огромное уважение, благодаря за данные знания, попытался убедить меня в незнании ситуации в России. Я мучительно ломаю голову, пытаясь понять, где что-то упустил. Понимаю, что не один я влиял на неплохого в то время подростка, что в чём-то оказался бессилен. Конечно, не в том и не потому, что не было специального пособия по патриотическому воспитанию… Те, кто создавал атмосферу нетерпимости в обществе, давал примеры лёгкого способа обогащения, кто обучал, показывая фильмы о бандитах, как надо уходить от ответа, кто говорил о необходимости какого-то физического превосходства над другими (не физической КУЛЬТУРЫ!), - они определены нынешними реформаторами образования? Или не только реформаторами?! Может быть, как-то надо сосредоточиться на проблеме? Этого нет. По крайней мере, об этом громко не говорят. Кому-то, от кого что-то зависит, этого не надо, кому-то очень нужно сохранять нынешнее состояние общества . Вот «большая», как говорят, «неоправданная» зарплата учителя - это важно. А когда чиновник получает зарплату в 500 тыс., а учитель, за которым он надзирает, многократ меньше… Уж он-то, чиновник, постарается доказать, что учитель, виновен во всём в стране, потому что его, чиновника, за такое рвение похвалят. Ещё и «конвертик» дадут.
Глубоко убеждён: преобразования в школе назрели. Но также убежден, что в составлении программы преобразований должны участвовать профессионалы - педагоги-практики, учёные - те профессионалы, которым верит учительство, за которым пойдёт.., чтобы в воспитании принимали участие все, заинтересованные в завтрашнем дне наше страны… И тогда не потребуется отдельный предмет, направленный якобы на воспитание патриотизма. Впрочем, кого из реформаторов беспокоит боль учителя и учительства за будущее нашей школы - основы государственности? Для того, кому деньги надо отобрать (называется - «рационально использовать»), чужой боли не бывает. Учитель чужд реформаторам, как некогда Робинзон был чужд редактору, увидевшему в нём ненужную фигуру нытика. Важно убедить учителя, что, если ему плохо и тревожно, значит ему хорошо (извините за каламбур). И будет ещё лучше. Именно этим сейчас и озабочены чиновники.